– Миленькая. – Мой жезл молофьею обрел свою плотность, и я застонал в ея хватке, а глава моя опала покоиться на плече ея, и мое дыханье исходило теперь резкими рывками. – Дорогая моя, твоя кожа пахнет мандаринами и семенем.
– Да неужели? – невинно произнесла она, и глаза ея были притворены.
Тут-то я и понял – от нея пахло «мною». Я вкачал столько своего жизненного вещества в ея организм, что оно пропитало весь ея метаболизм, сделав ея поистине моею. Она николи от меня не освободится – как и я от нея.
Во всей исторьи возлюбленных синтезировались ли когда возлюбленные полней?
Приязнь наша обладала клеем.
– Змейский папа Хоррор. – Она хлюпала мною беззастенчиво, обожая каждую минуту сего деянья.
Она
Единожды пробудившись, утверждаю я, женщины николи не остаются прежними, и я держусь добродетели взаимопритяженья с моим собственным биологическим видом.
Вкачиваясь в нее, я чувствовал, как ея язык целеустремленно лижет мне подмышкою. Язык ея все время заныривал под свод моей шуйцы, пока я весь уж не промок от ея слюны. Я знал, что густой вкус моего семени наполняет ей рот.
– Я взаправду полагала, будто знала о себе всё, – сокрушенно произнесла Джесси. – Никогда не подозревала я, что я женщина
– Что бы ни утверждал кое-кто о мистере Хейле?
– Сынок – сплошь мужчина, позволь уж мне тебя заверить. Хоть и без склонности туда. В данный момент он может спецьялизироваться на дамочках из пантомим, но едва платье сброшено…
– Дабы сыграть в пантомиме лошадь, нужны двое, – подчеркнуто произнес я, а затем добавил: – Но, опять-таки, сама же знаешь, что поговаривают о феатральных?
– Полагаю, – Джесси сложила полные свои губы гузкою, – ты имеешь в виду слухи, коие обо мне распространяет Чили Бушье. – Она подвесила свои слова на миг, затем мелькнула длинным язычком. – Что, дескать, я склонна принимать сапфические позы, будучи обнаженною в ея обществе. Вот бы ей, блядь, так повезло!
– Едва ль, нет – я думал о сынке и «Дагги» Бинге, сем пародисте женщин и проституте.
– Дагги мил, он со мною выступает в «Етом году благодати».
– Мне ль не знать! – воскликнул я, ибо воспоминанье о его выступленье оставалось по-прежнему свежо в моем уме. – Постановочка в самый раз для утюга. Должно быть, тюльку сию Кауард сочинил с единственною целью – заманить всех танцоров, чтоб трясли попами и чебучили чечетку.
Я вдул в Джесси полную трубку любви и смотрел, как безмятежно она вытягивает длани. На божественных чертах ея сияла копрофажная улыбка.