– Не знаю, хочется мне жить иль нет. – Еврей

– То в дверь к тебе грядущее стучится. – Хоррор

– Да что ты говоришь. – Еврей

– Вбей в воздух гвоздь и повесь на него мой портрет. – Хоррор

Еврей боролся, аки крыса, загнанная в угол, но в конце концов он скверно счелся мезальянсом с моим правом на близкородственное сходствие, и вот уж я его демонтировал до предметов первой необходимости, дозволивши и утихомиривши все бессчетные молящие голоса в нем до тихого шопота. Наконец он сказал:

– Благодарю вас, сударь. Агонья утишена.

Дланями, благоприятствовавшими пламени жизни его, я вырезал его шоколадный язык. Поднеся его к своим устам лихоманки, я пожевал его какой-то миг и сквозь чавк свой проговорил:

– И я желаю вам приятного дня, сударь.

Николи не быв тем, кому наливают Братину любви (в отличье от вас, сидящего дома в безопасности), я бросил яростный взгляд на сию Жидскую кость, столь довольный зрить в элегьи великого Мертвеца.

– Здесь покоится еврей, чье имя было выписано по водам. Затем прошел я сквозь непримечательную компоновку кирпичных зданий цвета грязи, стоявших в сугробах вохкой листвы. Разнообразье голых трупов прислонено было к стене барака, от них тянулась нить водянистой юшки. Коммунально-зеленая краска тихо лущилась с древесины. Из земли росла одинокая громадная труба. Никакого дыма не валило с верхушки ея, и я медленно обошел кругом ея хладного основанья.

Расположившися в саду, аккуратно засаженном розовыми кустами и удрагоцененном белыми маргаритками, предо мною высилась громада еще одного крупного крематорья. Мило натавоченные голые дети легко перемещались под его сенью, поедаючи болянику, кою срывали с папоротника-орляка в Боль-Лесу. Вскорости они уж превратятся в би-боповых мышей и грошовые булочки, свежеизвлеченные из могучих пекарских печей.

Рядом с крематорьем располагался старый биркенауский «Феатр Альхамбра», недавно отреставрированный и преобразованный в сине-феатр. Афиши на стенах его рекламировали сезон фильм с тремя величайшими ковбойским звездами минувшего века – Томом Миксом, Джоном Уэйном и Клинтом Иствудом.

Медленно гомонящая детвора образовывала собою упорядоченные шеренги у главного входа в сине-феатр, сося леденцы и шоркая ногами под звуки чорных горнов.

Даже с сего расстоянья слышал я превалирующий шип живого газа.

Наблюдаючи за раскрываньем дверей и началом шевеленья очередей, я не заметил прибытья новой фигуры, а когда та оказалась у меня за спиною, было уж слишком поздно. Крупная знакомая рука вдруг сомкнулася у меня на правом плече. Я резко крутнулся на месте – и предо мною возник мой мастер на все руки и щерястый наперсник Мясник Морэн!