Физически дергаясь под хлыстами охранников СС, паническая толпа, судя по виду, Чорных Чучелок, облаченных в красные пиджаки и брюки в чорно-белую клетку, вдруг возникла средь нас – они бегали наперегонки повсюду и путь держали, вне всяких сомнений, к Sonder Behandlung[51].

Каждое чорное лицо, казалось, движется с громадною скоростию. Наружная часть толпы прыгала в огромную огненную яму, что рвоподобно гнездилася вкруг маленького красно-кирпичного крематорья, и выпрыгивала из нея. У ног их ревели искры, кармазинные пыхи воспламеняли вампон их влас. Дюжина Чорномазых отделилась, и я последовал, не меняючись в лице, за их ритмичным гимнастичным подпалом, покуда исчезали оне в мерцающей красной дымке Жабьей Воли – центра Аушвица, – и долгие дорожки жира сцеживались с их жарящихся мяс.

В том и была моя ошибка.

Я вижу грязь, и всё есть Миф.

Красные пиджаки были кровью, сбегавшею по обнаженной их плоти.

Клетчатые брюки – полосатыми измаранными одеяньями, повсеместными в лагерях.

Чорные лица были жарящимися физиономьями евреев, выживших первый натиск крематорского пламени.

Косматые волосы – густым чорным дымом, вскипавшим от еврейских черепов, а широко раскрытые очи, что лопались, покидали лица уже мертвые.

Придавать романтический, сиречь абсурдный глянец подлым событьям, развертывавшимся окрест меня, было в моей натуре, и естьли я отклонялся в сторону дурновкусья, сие никак не могло сравниться с истиною сего места – не игнорируя и Примо Леви, сего самоубийственного ебучки.

Вот оно.

Вкруг меня на бессчетные мили раскинулся Аушвиц: террасы, улицы и фабрики, – и сквозь них все вилась красная трасса, ведшая к ГИГАНТСКОМУ крематорью: «АЛМИНА»[52] – имя ея натрафаречено было на ея стенах. Сие нечестивое присутствье выстроили, дабы пропускало через себя мильон евреев в день, и оно затмевало собою все остальное в лагерях, смотревшееся положительно карликовым, – намного больше «ИГ-Фарбеновских» «Aluminium Werkes», – и именно тудой маршировали ходячие мертвецы, в массивные двери, под всепроникающий бой сыромятни.

Сравнить ли мне его тревожное присутствье с художественным твореньем Пиранези либо холстом кисти Джона Мартина? Его окружал нимбом Бычий Пламень, и я николи не видал, чтобы смазанная краснота небес так походила бы на палитру художника. Синь и зелень, желть – высвечены до слепоты и залачены еврейскими культурами, они сходили с сего холста растекающеюся радужною аркою, творя в небе протечку еврейского йогурта.

– Подобное Знанье изначально – от Сатаны и, как знать, может быть Воздействьем неких старых Чар. Отнюдь не есть невозможно, однакоже Противуестественное Знанье такое сперва является Пактом с Диаволом и развивается далее сукцессиею с их Потомством: и прозренье сие имеется противу их Воли и Наклонности, Многие таковые, подозреваю я, Невинны.