Компанья покойных, ранее подвешенных в Поющем Лесу и частично пожранных Германскими Овчарками, протащилася мимо нас, отчего каждый ебаный фашист потянулся к своей ваторге – отъединить Пархатого от селезенки его. Евреи, впряженные в повозки, на шеях – хомуты, вспрыгнули на красную трассу, где к большому крематорью на мили тянулись ходячие кожные мурашки, сгоняемые содомитами капо, вооруженными резиновыми дубинками со свинчаткою.

– Рикерти-Тикерти-Тин-Рин-Тин-Тин.

Я прикрыл зеницы свои от сиянья Небес. И все равно клянусь, что все евреи, сгрудившиеся вкруг крематорья и покидав шие его аннулирующье врата, претерпели суровые измененья. Тысячи, переходившие балочный мост от лязга больших печей, метаморфировали в Шоколадные Суфле с Ромом с Коричными Шариками в Шоколадном Пралине – с верхушками Брызг Шампанского, что плескали и бурлили вкруг их бошек.

С чорных туч, нафаршированных нюхательною жизнию из Чорных бурь потенциальной жизни Крупной К., слущивались еврейские культуры и обривки – и падали на «Пончиковые Драсьте-Пожалте», «Мистеров Мальчиков» и «Торговцев Диков». Без предубеждений валилися они на высокие церквы и низкие синагоги, а тако-же на всех посредников, сутенеров, муссульменов и торговцев кваалюдами, мандей, говноглавов, чорных бомбистов, прыгунов, тако-же крэк и героин.

Коварственно еврейские монголы, испещренные наркотиками, отъедали куски шоколада от собратии своей. Евреи в Блоках Хапни, рядящиеся под сливочные карамельки и тартинки с леденцовым сахаром, а тако-же мороженое мокка и всевозможные шоколадные вкусности, отбрасывали вероломные новые тени в убийственные инсталляции Райха.

– Живите жизнию, – сказал нам без ироньи один жеманный жид. Спутница его – юная юдейка со шкуркою, шкворчащей, яко шкварки, в ноздриях – ингалятор и трубки, глядела на нас умоляюще.

– Б-га ради, – указала она на марширующее собранье эсэсовцев, сфинксов, кентавров, грифонов, евреев, ламий и всевозможнейших непристойностей Вальпургиевой ночи. – Убивайте всех – Господь признает своих.

Не успели уста мои вылепить уместный ответ, как нас окружили краткие осадки еврейских эссенций.

– Прожить еще хотя бы десять минут было бы божественно. Сие неприглядное замечанье прилетело к нам слепо, как и другой голос, кажущий нос неизбежности:

Куролесящие своры стервятников взмывали поверх термалей над нами. Или же, как знать, то были евреи, распространявшие грехи свои по всем небесам?

В достаточной мере запыхавшися, я потверже собрался воедино, дабы провозгласить сие чудо. Ебаный густой шоколад повсеместно бил фонтанами изо всех евреев, покидавших Крематорий «АЛМИНА». Но лишь избранные евреи из числа тех мильонов, вступавших в ее печи, выходили из заднего прохода ее сладкими, яко шоколад. Та, Кто Улавливает Жизнь, была избирательна в выборе своем «некоторых статей», коим предстояло пережить кипяченье. Вместе с тем, тогда либо сейчас, я не мог воспринять в критерьях ее никакого умысла – ибо мне все казалось равно бесполезным.