– Мы в указанном вами месте, – сказал Рейнхардт.

– Превосходно. Когда равноденствие?

– Сегодня.

– Прекрасно. Всплывайте и выключите двигатели. – Фордингер полез в свой кожаный мешочек, извлек пять камней и положил их на карту. – Превосходно… Если бы вы только могли осознать всю значимость ситуации! Вскоре мы выиграем войну, господин Рейнхардт. Ваш корабль и мы. Не самолеты этого толстого шута, не Гиммлер, не танки дивизии «Великая Германия». Никакое не «вундерваффе». Только мы, при небольшом участии с вашей стороны. В данный момент творится история.

Он выглядел взволнованным, голос его срывался, руки тряслись. Похлопав офицера по плечу, Фордингер вошел на центральный пост.

То же самое он сообщил через радиоузел, но еще в более помпезном тоне. Мотористы, унтер-офицеры, матросы с центрального поста и артиллеристы застыли в своих драных майках или невероятных свитерах, почесывая голову или держа в руке замасленные карты, и тупо таращились в сетки громкоговорителей. Речь завершилась призывом к команде произнести трехкратное «Хайль!», а затем Ева Левенганг начала петь.

Рейнхардт поморщился, будто у него разболелся зуб, и терпеливо дождался почти до конца, прежде чем переключить микрофон.

«То было самое ошеломленное „хайль!“, какое я когда-либо слышал за всю жизнь», – подумал он.

– Продуть балласт, – сухо объявил он. – Всплываем.

– Пусть никто не выходит на мостик, – потребовал Висманн. – Только мы, капитан Риттер и вы.

С хлопком, напоминавшим пробку от шампанского, открылся люк, по лодке пронеслось дуновение воздуха, и давление выровнялось. Рейнхардт не спеша вышел на мостик и закурил трубку. Волнение на море слегка усилилось, дул резкий ветер. Туман осел, но вокруг все еще было серо. Заметно похолодало.

Дрейфующая субмарина неприятно накренилась, а затем начала разворачиваться по ветру. Волны ударялись о рубку, с грохотом обрушиваясь на нижнюю палубу.

Старик молчал. Рейнхардт тоже не испытывал желания поддерживать разговор. Он лишь поднял воротник куртки и глубже надвинул фуражку, чтобы ее не унесло ветром.

Открылся погрузочный люк, и на нижнюю палубу сперва вышли двое четверняшек в своих блестящих ночных горшках на головах и длинных кожаных плащах. Следом за ними вывели троих спасенных. Судорожно схватившись за волнорез, Рейнхардт смотрел широко раскрытыми глазами, как из люка выходят Висманн и Фордингер, оба закутанные в меха, в каких-то кретинских опереточных костюмах и шлемах с впечатляюще загнутыми рогами. За ними выкарабкалась Ева, одетая столь же по-идиотски, в меховую накидку с застежками на плечах и панцирь с украшенными свастиками золотыми чашами поверх внушительной груди. Ее шлем венчали распростертые крылья, отчего создавалось впечатление, будто на голове у дивы пыталась усесться утка. Споткнувшись на качающейся палубе, она ухватилась за мокрый релинг. Следом за Евой появились хромированные каски остальных четверняшек, похожие на покрытые блестящей плесенью грибы.