– Справитесь, Рейнхардт? – процедил капитан.

– Яволь! – не своим голосом ответил Рейнхардт. Теперь он с немалой радостью шел в надводном положении. Честно говоря, ему ничего так не хотелось, как самолета королевских ВВС или эсминца.

* * *

– Чиф, – сказал он вполголоса четверть часа спустя, – найдите среди своих сокровищ спирт для консервации торпед и налейте мне на три пальца в пустую бутылку. Потом долейте лимонного сока с ложкой меда и пришлите мне на мостик. Только чтобы никто не видел, особенно доктор.

– Что там случилось?

– Вряд ли вам захочется знать. Казнь. Но обойдемся без подробностей. Этот корабль во власти безумцев.

– Как и весь мир, герр обер-лейтенант. До вас еще не дошло?

Он вышел на мостик, приказав держать курс на север, и остался там, опершись о волнорез, попыхивая трубкой и прихлебывая из своей бутылки. Честным было только море. Жестоким, но искренним и честным, как всегда. Рейнхардт смотрел на волны и время от времени оглядывал горизонт. А потом опускал бинокль на грудь и делал еще глоток.

– Ну, давайте, boys, – пробормотал он. – Как раз когда вы нужны – вас нет. Давайте. Я здесь. Как на ладони. Можете раздолбать океанскую «двадцать первую». Волка Атлантики.

Но горизонт был пуст. Ни низко летящего «хадсона», ни приземистого «галифакса», ни рассекающего волны акульего носа эсминца. Ничего.

Рейнхардт подумал, что, поскольку у него полные резервуары горючего, он мог бы попросту сбежать. Сбежать от этого кретинского мира, от одержимых диктаторов, надменных премьеров, одуревших генералов и их паршивой войны. Стать обычным пиратом. Вывесить «Веселый Роджер» на антенной мачте и идти, куда захочется. На Карибы или на Кубу. На борту остались шесть торпед и в избытке боеприпасов. Он мог бы с легкостью терроризировать небольшой порт и потребовать топлива или провизии. Или грабить транспортные суда, вместо того, чтобы бездумно их топить. В его распоряжении был самый совершенный из когда-либо построенных кораблей. Под водой Рейнхардт мог насмехаться над самыми тяжелыми штормами и плыть хоть на край света. Кто мог бы ему помешать?

– Тоже мне, немецкий Немо нашелся, – пробормотал он себе под нос, но мысль ему понравилась. Собственно, почему бы и нет? Что ему терять? Нужно лишь выбросить в океан Старика и ту банду сумасшедших, что хозяйничала на его корабле, и – гуляй, душа! Ведь это куда разумнее, чем дать себя потопить в кретинской, проигранной войне.

Когда-то, в самом начале, ему казалось, будто он знает, за что сражается. Они намеревались вернуть утраченное достоинство, отобрать силой то, что принадлежало им по праву, а заодно поджечь протухший мир и построить на пепелище нечто лучшее и более осмысленное. Опираясь на логичную немецкую цивилизацию. На Шиллера, Юнга, Планка, Хайдеггера. Однако от этих планов давно уже ничего не осталось. Рейнхардт прекрасно понимал, что все это была лишь романтическая чушь. Да, сжечь и разрушить удалось очень многое, но взамен они ничего не создали. А если даже что-то и построили, то уж точно ничем не лучше того, что было уничтожено, – нечто чудовищное и бессмысленное, подобно раковой опухоли. Теперь, как и все, он стал лишь исполнителем приказов обезумевшей машины, которую никто не мог остановить, а потому чувствовал себя полностью выжатым и изгаженным с головы до ног.