Урчал только насос, неторопливо откачивая воздух из центральной камеры. Мы переглянулись.

– Ну, что, полетели? – не сдержал улыбки Тим.

– Похоже на то, – ответил я, потягиваясь и изображая полное умиротворение, хотя сердце у меня, признаться, колотилось в тот момент будь здоров. – Отключи-ка мотор.

Тим выключил насос, чем нисколько не повлиял на скорость подъёма, но зато теперь мы могли в тишине поползать по гондоле и поприслушиваться, не донесётся ли предательский свист убегающего через какую-нибудь щель драгоценного воздуха. Вообще-то ползал я, а Тим сличал показания давления внутри и снаружи, которые ни под каким предлогом не должны были совпадать.

– Спать не хочешь? – для верности поинтересовался я.

– Кислород в норме, так что нет, – браво отрапортовал Тим и снова включил мотор, на сей раз запуская заодно и пропеллеры.

Их у нас было пять – по два на обеих сторонах фермы и один на корме. Мы рассчитывали на то, что их совместных усилий хватит, чтобы гнать наше судно вперёд даже в разряжённом воздухе стратосферы. Тим видел точно такие на разбившемся дирижабле шведов, а они, судя по их рассказам, неплохо чувствовали себя как раз на нужных нам высотах – порядка двадцати километров и выше.

Гондола, как и всё основное оборудование, крепилась к ферме, так что раздувшиеся почти полностью бока дирижабля оказывались достаточно далеко от нас, чтобы не сильно мешать рассматривать небо вверху. А оно к этому времени стало просто поразительным по красоте: мрачным, тёмно-синим, даже чёрным. И только у самого горизонта, словно прочерченного двумя линейками, оно светлело и соприкасалось с облачной белизной тропосферы нежнейшей голубизной. Под нами уже было четырнадцать километров или девять десятых всей земной атмосферы. Четырнадцать километров плотного воздуха, который теперь мешал чётко видеть землю, но зато больше не мешал смотреть вверх и на солнце. С такой высоты мы при желании, точнее, при отсутствии воздушного фильтра, могли бы видеть землю в радиусе четырёхсот пятидесяти километров, то есть охватить разом территорию больше Франции.

Я первым надел тёмные очки. Тим последовал моему примеру. Мы снова не сдержали улыбок. Вот ведь, оказывается, как просто оказаться вне всяких дождей, ветров и бурь. Двадцать километров по земле – это ничто, пригороды, а те же двадцать километров вверх – и ты выныриваешь в совершенно ином мире. Самолётам, даже стратосферным, в этом плане куда сложнее, поскольку им довольно скоро приходится садиться, то есть возвращаться в штормы, снега и непогоду. Мы же, весёлые пилоты дирижаблей, можем позволить себе роскошь не думать о посадке и наслаждаться всю дорогу постоянной погодой, я бы даже сказал, её отсутствием.