Светлый фон

Ответ на этот непраздный вопрос прилетел, как вы уже поняли, на четвёртый день. Мимо нас беззвучно пронёсся истребитель, к счастью, не задев крылом. Я заметил его только тогда, когда он уже пикировал далеко за кормой, а Тим успел проследить весь манёвр и сказал, что у неудачливого перехватчика наблюдались явные трудности с управлением. Оно и понятно: как красиво выпрыгнувший из воды дельфин не может лететь дальше, а плюхается обратно, так и самолёт не умеет летать без воздуха, поскольку крыльям не на что опереться да и последнее горючее слишком разряжённый воздух может вытянуть через сопло за долю секунды.

– Думаю, он не понял, кто мы, – заметил Тим и врубил насос, благодаря чему дирижабль стал незаметно, если не обращать внимания на приборы, набирать высоту.

Тим был прав. Истребитель вернулся. Он снова взмыл точно в нашем направлении, застыл, не долетев метров ста, повисел, повисел, будто раздумывая, что же теперь делать, и камнем рухнул вниз.

Смотреть на всё это было забавно и вместе с тем жутковато. Жутковато ещё и потому, что с законами физики, похоже, сегодня не знакомы ни сами физики, ни пилоты. Но ведь такой всеобъемлющей дибилизации просто не может быть. Значит, наверное, ошибаюсь я, и, в конце концов, какая-нибудь ракета нас всё-таки по пути достанет. Крепость конструкции гондолы теоретически позволяла нам не опасаться подъёма до высоты тридцати с небольшим километров, однако проверять её на прочность очень не хотелось. Вот и приходилось гадать, чего бояться больше: попадания ракеты или собственного давления изнутри.

Тим сказал, что предпочитает первое.

– Думаю, что смерть от взрыва снаряда быстрее и не такая мучительная, как от разрыва лёгких и долгого падения в качестве корма для акул.

Я не нашёл, что возразить, и мы продолжали свой путь, тщетно присматриваясь к океану под нами в мощный бинокль.

Пятый день прошёл в бдительном ожидании. Мы медленно, но верно приближались к той зоне Атлантики, которая последнее время особенно тщательно охранялась и патрулировалась с земли и воды. До побережья Антарктиды, по данным приборов, оставалось порядка семисот километров. Дальше начиналась terra incognita. Некоторые смельчаки по старинке пытались проникнуть в эти широты на кораблях и лодках, но либо след их навсегда терялся, либо она останавливались предупредительными выстрелами в воздух. Где именно это происходило, обычно не уточнялось, но я подозреваю, что на самых дальних подступах. Во всяком случае, когда я читал свежие протоколы так называемых «консультативных совещаний по Договору об Атлантике», натолкнулся на упоминание «недопустимого в будущем» инцидента с яхтой Windrose of Amsterdam, которую удалось задержать в закрытых водах. Пока я тщетно искал подтверждение этого инцидента в обычной прессе, фотографии самой яхты, утлой и двухмачтовой, натолкнули меня на вопрос о том, в какие такие воды могло заплыть подобное судно, явно не предназначенное для широт южнее Средиземного моря. Официально бастион вокруг всей Антарктиды возводился строгими постановлениями по «защите окружающей среды» на расстоянии 200 километров от ледяной стены. Под предлогом спасения от вымирания какой-то стаи селёдки и не подозревавших о нависшей над ними опасности пингвинов. Это какая же должна быть бдительность на всём периметре зоны в 18 000 километров106, чтобы запеленговать и тормознуть такую мелочь, как крохотная яхта! Было от чего задуматься и начать переживать.