— Конечно, конечно. Ещё чаю? Угощайся и не жалей сахара. Я его не употребляю, и вижу, что ты хочешь ещё. Я многое вижу. Некоторые узнают об этом на свою беду.

Я не знал, как долго чай стоял на столе до моего прихода, но он всё ещё был горячий и дымился. Возможно, опять магия. Мне было всё равно. Я устал от магии. Я просто хотел найти свою собаку и вернуться домой. Разве что… русалка. С ней обошлись неправильно. И меня это злило. Нельзя убивать красоту.

— Почему ты оставил Уллум, Чарли?

Это был вопрос с подвохом. Но благодаря советам Хэйми, я решил, что смогу выкрутиться.

— Не хотел умирать.

— А?

— Уклонился от отравления.

— Очень мудро с твоей стороны. Но было глупо приходить сюда. Ты не согласен?

— Я почти выбрался, — ответил я, и вспомнил другое высказывание моего отца: «Главное не участие, а победа». Каждый вопрос Келлина казался очередной миной, которую я должен был обойти, или подорваться.

— Сколько остальных, как ты говоришь, «уклонилось от отравления»? Они все были цельными?

Я пожал плечами. Келлин нахмурился и со стуком поставил свою чашку (он едва пригубил чай).

— Не держи меня за дурака, Чарли. Это неразумно.

— Я не знаю. — Самый безопасный ответ, который я мог дать, учитывая то малое, что я знал о цельных, — они не серели, не теряли голос и, полагаю, не умирали от того, что их внутренности расплавлялись, а дыхательные пути срастались. Чёрт, я даже во всём этом не был уверен.

— Моему повелителю, Летучему Убийце, не терпится набрать тридцать два; он очень мудр, но в этом отношении ведёт себя слегка по-детски. — Келлин поднял палец. Длинный ноготь выглядел угрожающим. — Дело в том, Чарли, что он пока не знает, что у меня тридцать один. Это значит, что я могу покончить с тобой, если захочу. Так что будь очень осмотрителен и отвечай на мои вопросы правдиво.

Я кивнул, надеясь, что выглядел приструнённым. Меня и правда приструнили, и я намеревался быть очень осмотрительным. Что касается правдивых ответов на вопросы этого монстра… нет.

— В конце всё усложнилось, — ответил я, и вспомнил о массовом отравлении в Джонстауне. Я надеялся, что в Уллуме случилось что-то похожее. Звучит вопиюще, но я был почти уверен, что моя жизнь поставлена на карту в этой хорошо освещённой и богатой убранством комнате. На самом деле я это знал.

— Могу себе представить. Они пытались молитвами избавиться от серости, и когда это не сработало… чему ты улыбаешься? Ты находишь это забавным?

Я не мог сказать ему, что в моём мире существовали христиане-фундаменталисты — которые, держу пари, пошли намного дальше, чем в Уллуме, — и которые верили, что смогут молитвами избавиться от голубизны.