Он налил сначала мне, потом себе. Я сыпанул в чашку половину флакона, сдерживаясь, чтобы не высыпать всё; мне вдруг до смерти захотелось сладкого. Я поднёс чашку ко рту, затем помедлил.

— Думаешь, там яд? — спросил Келлин, продолжая улыбаться. — Если бы я хотел отравить тебя, то распорядился сделать это внизу, в Малин. Или избавился от тебя бесчисленным количеством других способов.

Я подумал о яде, это правда, но не это заставило меня помедлить. Цветы, изображённые на каёмке чашки, оказались не розами. Это были маки, которые напомнили мне о Доре. Я всем сердцем надеялся, что Радс найдёт дорогу назад к этой добросердечной женщине. Понимал, что шансы на это малы, но вы знаете, что говорят о надежде, — она окрыляет. Крылья могут появиться даже у тех, кто томится в заключении. Особенно у них.

Я поднял свою чашку за Келлина.

— Долгих дней и приятных ночей. — Я сделал глоток. Чай был сладким и приятным.

— Какой интересный тост. Никогда его не слышал.

— Я услышал его от отца. — Это было правдой. Я подумал, что не многое, произнесённое в этой богато обставленной комнате, могло быть правдой. Отец прочитал пожелание в какой-то книге, но я не собирался этого говорить. Может быть, человек, которого я должен изображать, не умел читать.

— Я не могу продолжать называть тебя гостем. Как твоё имя?

— Чарли.

Я думал Келлин спросит фамилию, но он не стал.

— Чарли? Чарли. — Он будто распробовал слово на вкус. — Никогда не слышал такого имени. — Он ждал, что я расскажу ему о моём особенном имени — которое было таким же обычным в моих краях, как зелёная трава и голубое небо, — и когда я этого не сделал, он спросил откуда я. — Потому что у тебя странный акцент.

— Из Уллума, — ответил я.

— Ааа! Значит, так далеко? Из такой дали?

— Стало быть так.

Келлин нахмурился, и я понял две вещи. Во-первых, он был таким же бледным, как всегда. Румянец на его щеках и губах оказался макияжем. Во-вторых, человека, на которого он походил, звали Дональд Сазерленд, за магическим старением которого я наблюдал во множестве фильмов «Тёрнер Классик Мувис», начиная от «Госпиталя „МЭШ“» и до «Голодных игр». И ещё кое-что: голубое свечение никуда не делось, хотя и стало слабым. Тонкий, прозрачный завиток глубоко в каждой ноздре; едва заметное мерцание в нижнем веке каждого глаза.

— Разве так принято в Уллуме — пялиться, Чарли? Пусть даже в знак уважения? Скажи мне.

— Извините, — ответил я, и допил чай. На дне чашки остался небольшой сахарный осадок. Мне пришлось удержать себя, чтобы не сунуть туда грязный палец и не подцепить его. — Всё это странно для меня. Вы — странный.