Он ещё немного посмеялся и подошёл к колышущимся занавескам.

— У тебя толстая шкура, вот что я скажу. — И он ушёл. Если он вообще там был. «У тебя толстая шкура, вот что я скажу» — это была фраза из старого фильма «Ти-Си-Эм» который я смотрел с отцом во времена его запойных дней. Не помню названия фильма, только то, что в нём Пол Ньюман играл индейца. Вы думаете, что в некоторые вещи в моей истории трудно поверить? Попробуйте представить Пола Ньюмана в роли индейца. В такое не сразу поверишь.

В ту ночь — или в какую-то другую, я не уверен — я проснулся от рычания Радар и увидел Келлина, самого Верховного Лорда, сидящего у моей кровати в своём парадном красном смокинге.

— Тебе становится хуже, Чарли, — сказал он. — Они говорят, что укус заживает, может, так и есть, но инфекция проникла глубоко внутрь. Скоро ты вскипишь. Твоё сердце распухнет и разорвётся, а я буду тебя ждать. Я и мой взвод ночных стражей.

— Побереги дыхание, — сказал я, что было глупо. Он не мог этого сделать, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он был мёртв ещё до того, как до него добрались крысы. — Убирайся, предатель.

Келлин ушёл, но Радар продолжала рычать. Я проследил за её взглядом и увидел в тени Петру, ухмыляющуюся мне своими подточенными зубами.

Дора часто спала в передней, и она прибежала на подгибающихся ногах, когда услышала мой крик. Она не включила газовые лампы, но держала один из фонарей в форме торпеды. Она спросила всё ли у меня в порядке и равномерно ли бьётся моё сердце, потому что всем сиделкам было велено следить за любыми изменениями в его ритме. Я сказал, что со мной всё хорошо, но Дора всё равно пощупала мой пульс и проверила припарку.

— Наверное, это были привидения?

Я указал на угол.

Дора прошлёпала туда в своих великолепных парусиновых туфлях и посветила фонарём. Там никого не оказалось, но мне и не требовалось убедиться в этом, потому что Радар снова заснула. Дора наклонилась и поцеловала меня в щёку, насколько позволял её изогнутый рот.

— Храшо, храшо, всё храшо. Спи, Чарли. Спи и выздоравливай.

2

Меня также посещали живые. Кэммит и Куилли, затем Стукс, ввалившийся с таким видом, будто это место принадлежало ему. Его рассечённая щека была зашита дюжиной петляющих чёрных стежков, от чего я вспомнил фильм «Франкенштейн», который смотрел по «Ти-Си-Эм» с отцом.

— Останится страшный шрам, — сказал он, потирая шов. — Я никогда больше не буду красивым.

— Стукс, ты не был красивым.

Часто приходила Клаудия, и как-то раз — примерно в то время, когда я стал думать, что, вероятно, выживу — с ней пришёл док Фрид. Одна из сиделок катила его в инвалидном кресле, которое, должно быть, раньше принадлежало королю, потому что спицы колёс выглядели будто из чистого золота. Мой старый заклятый враг Кристофер Полли обделался бы от зависти.