Идея стряхнуть возможный хвост перед тем, как приступить к делу, пришла ей в голову вместе с осознанием, что дальше терпеть постную рожу Вихрастого Мела она не может. Тому явно не нравились затеянные ей игры, и он всем видом показывал, что занимается этим только ради неё.

Намёк читался без труда, и Айра с лёгким раздражением осознала, что рано или поздно ей придётся переспать с ним — если, конечно, она ещё собирается рассчитывать на него. Впрочем, это могло подождать до того, как она убьёт Фредерика и смоется из Эстидака. Хотя Мелу наверняка потребуется дополнительная мотивация после того, как все карты окажутся на столе.

Вот для того, чтобы как следует обдумать дальнейшую стратегию поведения, а также на время избежать общества назойливого помощника, Айра и отправилась гулять по городу. А заодно уж познакомиться с возможными шпионами, если они покажутся ей неопасными.

Изучение рыночной площади подтвердило догадки: за Айрой наблюдали. Когда Айра отвернулась от зеркала, соглядай притворился, что внимательно выбирает из подгнивших помидоров наиболее съедобные, — игнорируя изумлённый взгляд крестьянина. Тот и подумать не мог, что на его хвосты покусится кто-то кроме обнищавших разнорабочих.

Айра завернула в переулок, затем в другой, погрязнее, тот, что подальше от сравнительно людных улиц. Снова вспомнился Мел, и от перспективы лечь под него у Айры окончательно испортилось настроение. Не то чтобы сама идея близости была ей ненавистна; скорее, воспринималась как тягостная обязанность.

Айра подозревала, что нормальный женский отклик на мужское тело ей повредил мастер Зохарий, растливший её для глупого ритуала. Оглядываясь назад, она могла с уверенностью сказать, что возможная сексуальная энергия, если она как-то и задействовалась в магии, совершенно точно не подходила тьме. Ведь даже насильственный, секс сохранял признаки созидательного начала — тогда как тьма по природе тяготела к разрушению, расщеплению бытия.

Айра вспомнила, что на следующий день после ритуала мастер Зохарий куда-то ушёл и вернулся с яблоком в карамели — его и отдал Айре. Видимо, и сам осознал, что сглупил, но извиниться не позволила гордость. Да и перед кем извиняться — перед малявкой-сиротой, которая хныкала, свернувшись калачиком на лежалом сене? Много чести. И всё же мастера нельзя было назвать человеком, лишённым совести: вскоре он посвятил её во тьму и начал учить основам того, что знал сам.

Тогда-то, постигая азы искусства, Айра впервые ощутила то, что обычно понималось под желанием. Ведь искусство — это сила, а сила давала власть над другими — и позволяла не считаться ни чьим мнением. Сила давала возможность построить мир по своему вкусу. И силы Айре отчаянно недоставало.