Наступила тишина. Вдалеке заухала сова. Верий присмотрелся к Клименту. Кожа горбуна маслянисто блестела, под глазами выделялись круги. Несомненно, трудился он в поте лица, пренебрегая отдыхом.

— Вы уверены, ими следует делиться со мной или раскрывать их в присутствии ваших слуг? — прервал паузу Верий.

— Не переживай, — улыбнулся понтифик, — послушники глухи и немы. Читают по губам. Так что не бойся подставить им спину: по ней они ничего не выяснят.

— Трудно, должно быть, заставить цирк уродов работать на себя.

— Разве я упоминал, что они родились такими?

— Вы не спешите упоминать, зачем позвали меня.

— Терпение, примипил. Несдержанность когда-нибудь тебя погубит, — погрозил пальцем Климент, — пока что молния била рядом, но придёт день… и медум окажется далеко не самым тёмным пятном в твоей биографии. К слову, есть и приятная новость: твой сослуживец, Фиус, выбрался из болота. А вот не такая приятная весть: его имя было в списке, составленном после бесед с пособниками тьмы, на которых указала столичная ячейка. Пришлось плотно пообщаться с ним, и он нарассказывал небылиц. В частности, про поступки одного октагинтуриона-прима во время неудачной переправы через топь… — В его голосе прорезалась сталь, — Я понятно излагаю, примипил?

Спина Верия покрылась липким холодным потом. Он сжал волю в кулак и ответил как можно небрежнее:

— Фиус — гнусный тип. До меня доходили слухи, что он приторговывал дурманом, однако поймать его на горячем не удавалось. Я бы не поверил ни единому его слову, а уж тому, что он болтал обо мне, особенно. Я верен императору и Триединым.

— Славно, — кивнул Климент, — Его высочество очень ценит твою верность и несгибаемый характер. Рассчитываю, что его доверие окупится стократно. Я вызвал тебя поговорить, чтобы присмотреться поближе. Пока что передо мной стоит солдат, готовый выполнить свой долг, каким бы тяжёлым он ни оказался.

— Живу, чтобы служить.

— Видишь ли, я попал в затруднительное положение: из нескольких источников выяснилось, что центральная фигура кампании служит и отступникам, и Мадилу. Я говорю, разумеется, о Траяне. Его донесения из Сенона запустили цепочку событий, которая привела нас к печальному итогу. Я просмотрел письма: ничего особенного, Вифицена славится напряженностью на границах. Однако, по всей видимости, Траян задействовал связи, чтобы представить сожжённые деревни в приграничье как что-то по-настоящему серьёзное. Более того, через своих друзей-изменников он посмел манипулировать императором, отчего тот одобрил план Сената. В нём всегда сидели любители загребать жар чужими руками, но даже я не смел предположить, что за ниточки дёргал ковен, управляемый Мадилом. И вот Траяну пожаловали почётное звание легата-августа, допустили до командования объединёнными легионами, обеспечили абсолютную власть, чем он и воспользовался, — Климент покачал головой, — Выдающийся полководец, и даже он не избежал искушения… Или к падению его подтолкнули отступники? Не знаю, что ему пообещали тёмные силы, но выясню — с твоей помощью.