Оливия спрятала лицо в ладонях и глубоко вдохнула. Просились наружу рыдания, однако она подавила их и рухнула в подвернувшееся кресло. В голове помутилось, и непонятно было, что делать дальше — в ней бились желания заплакать, побежать незнамо куда, заснуть и не просыпаться.

Куда запропастился Вербер? Должен объявиться с минуты на минуту, наверняка со всех ног рванул к замку, выбравшись из туннеля в городе. С ним она была как за каменной стеной. Если только… тьма. Эта тварь, эта рыжая потаскуха — она была магом, а не отравительницей! Принцесса пользовалась услугами тёмных магов? Оливия ничего не понимала. Мир превратился в клубок абсурда. Кто-то обязан внести в него ясность.

— Ваше преосвященство, — донёсся издалека, как из бочки, голос Зиновьера, и Оливия вернулась в действительность. На ковре у кровати топтался Бекельмейт, взъерошенный, с обычной полуулыбкой, которая в этой ситуации выглядела издевательской.

— Зачем вы пришли?

— Меня пригласил Зиновьер. Посланец твердил, что дело срочное, и вот я здесь, — Бекельмейт пригладил волосы, — Хорошо, что остановился неподалёку.

Ночевал у любовницы, сообразила Оливия с внезапным безразличием — её больше не трогало распутство епископа. Все нервы поглотил страх, вытеснив иные эмоции.

— Определённо тьма, — принюхался епископ. Оливия осознала, что обречена. Слишком много нитей связывало её с тьмой, слишком удобной для неё выглядела смерть барона — вчера он рассказал ей, что подобрал хороших кандидатов в мужья… Куда провалился Вербер?

— Оставьте нас, — сказал епископ, переглянувшись с Зиновьером. Управляющий и целитель покинули их. Оливию затрясло мелкой дрожью. На ум пришло, что она в одной комнате с мертвецом, которого обрекла на гибель, и судьёй, готовым вынести приговор.

— Тебе тяжело, дитя моё, — неожиданно мягко начал епископ, и Оливия съёжилась, как ребёнок, ожидающий оплеуху, — На твою долю выпало испытание, которое выдержит не всякий взрослый. Выяснить, что родной отец, плоть от плоти, пал жертвой происков тьмы — что может быть ужаснее?

Он приблизился к ней, сочувственно улыбаясь, и добрые морщинки у его глаз выжали из Оливии согласный всхлип. Она опёрлась о подлокотники и поднялась.

— Именно в такие моменты нам нужно забыть разногласия и сплотиться вокруг святого треугольника, символа светлых богов. Разум, как гласит мудрый Сехт, возобладает над чувствами. Наши прегрешения, наши споры, наши ссоры — Айемсия, Абсолют Смирения, учит прощать. Ибо в прощении обретается добродетель кротости, а добродетели — наше оружие в борьбе с тьмой. Я убеждён, что Фредерик пал жертвой заговора Мадила — язвы на теле Аглора, кары, ниспосланной за грехи предков. Однако любую вину можно искупить, и мы искупим нашу — огнём, как учил всемогущий Векхцвайн. Подумай, дитя моё, горит ли в душе твоей пламя мести? Ненавидишь ли ты тьму и могильных червей, что служат ей? Готова ли ты на любые жертвы, чтобы восславить сияние света над землями, погружёнными в мрак?