– Нет! Не нужно, не хватало только, чтобы ты порезалась. Пойду возьму резиновые перчатки. Иди, пожалуйста. Не годится опаздывать на следующий урок.

И с этими словами мисс Леви вышла из кабинета.

София… Уинстон.

Это имя весь день не выходило у портье отеля «Эрл» из головы. Постоялица из восемьсот двенадцатого забронировала номер на имя «София Уильямс», и мальчишка-посыльный из «Вестерн Юнион» тоже сказал «Уильямс». Но сегодня утром, когда она звонила с просьбой не тревожить ее, она произнесла «Уинстон», он совершенно отчетливо это слышал.

Разумеется, в самом факте того, что кто-то остановился у них в отеле под вымышленным именем, не было ровным счетом ничего необычного. Всем было на это наплевать при условии, что они не причиняли проблем и полностью оплачивали счета. Но у портье имелась зазноба, Мэйзи, а Мэйзи была просто помешана на истории «Титаника». Она знала о его крушении буквально все, и у нее даже была коробка, в которой она хранила всякую сувенирную ерундистику: газеты, ноты, томики памятных стихов, дешевенький кружевной веер, который, по ее словам, был точной копией веера Мадлен Астор. Но самой большой одержимостью Мэйзи был Джордж Уинстон, «галантный юный кавалер», как пелось в песне. Мэйзи обнаружила, что их с Джорджем даты рождения различаются ровно на один день, и это в ее глазах было признаком некоторой мистической связи между ними или даже неслучившегося романа – даром что Джордж Уинстон был отпрыском миллионера, а отец Мэйзи служил простым слесарем в местном управлении коммунального хозяйства.

Но зато портье припоминал, что Мэйзи говорила что-то такое про сестру Джорджа Уинстона, Софию, которая то ли сбежала, то ли сгинула где-то за много лет до кораблекрушения. «Про нее писали во всех колонках светской хроники, но потом она уехала за границу и больше не возвращалась. Даже некролог не был опубликован. Ее судьба до сих пор остается загадкой». Он тогда, помнится, еще фыркнул, уязвленный тем, что Мэйзи сохнет по какому-то мертвому юнцу. «Сбежала небось твоя София с каким-нибудь заезжим морячком, да и вся недолга, – сказал он. – Тоже мне загадка».

Он придвинул к себе журнал регистрации постояльцев и еще раз вгляделся в подпись женщины. Уильямс, Уинстон: ее каракули с легкостью могли означать как одно, так и другое. Номер она забронировала телеграммой из Египта – это совершенно несомненно была заграница. А высокомерный тон, которым она разговаривала с ним по телефону сегодня утром, был в точности таким, каким, в его воображении, полагалось разговаривать богатой наследнице с Пятой авеню.