Он вошел внутрь и встал в конец длинной очереди, которая змеилась по залу. Близился вечер пятницы, всем нужны были халы к Шаббату. «С изюмом или без?» – как заведенные, повторяли девушки за кассами. Очередь, впрочем, двигалась быстро, и вскоре он очутился перед прилавком. Девушка по другую его сторону выглядела всего года на два-три старше его. Судя по безмятежному выражению ее лица, пятничный наплыв покупателей был для нее делом давным-давно привычным.

– Дюжину печений, пожалуйста, – сказал он.

– Каких вам?

– Гм. Даже не знаю. – Он сощурился на сверкающую витрину с бесконечными рядами подносов. – А вы какие любите?

Девушка поджала губы.

– Хоменташен сегодня очень неплохо удались, – обронила она наконец[14].

– Тогда я возьму два с маком, два чайных, – он принялся более-менее наугад указывать пальцем, – два миндальных и еще парочку вон тех рогаликов.

– Это десять, – заметила она. – Осталось еще два.

– Тогда еще два чайных. – Он начинал задаваться вопросом, что будет делать со всем этим богатством.

Девушка взяла из стопки коробку и начала складывать заказанное.

– Кстати, тут у вас раньше моя мама работала, – произнес он таким тоном, как будто только что сам об этом вспомнил. – Анна Блумберг.

Девушка нахмурилась и потянулась за миндальным печеньем.

– Никогда про нее не слышала.

– Про кого никогда не слышала, милая?

За прилавком появилась женщина средних лет с подносом штрейзеля с грецкими орехами в руках. От нее исходило почти физическое ощущение безапелляционной уверенности в том, что здесь ей дозволено все. Это, решил Тоби, не кто иная, как Тея Радзин.

– Про женщину по имени Анна Блумберг.

Глаза Теи сузились.

– Анна? Она уже сто лет как у нас не работает. – Она вперила подозрительный взгляд в Тоби. – Она что, опять вляпалась в какие-нибудь неприятности? Ничему-то ее жизнь не учит.