Эти арки, спросила она. Они были тут с самого начала, как этот твой водонапорный чан?

– Нет, это я их соорудил, – ответил он.

А-а.

– Они поддерживают крышу, но одновременно служат украшением. Я хочу остеклить их, но дело продвигается очень медленно.

Он указал на одну из арок в самом углу, и джинния заметила квадратики полупрозрачного голубого стекла. Выглядело это так, как будто джинн поймал кусочек неба и затащил его под крышу. Она подавила дрожь.

Это… трудно?

– Ужасно. Мне с этим стеклом просто страшно не везет. А вчера я угробил результат почти четырех дней рабо… – Он осекся и нахмурился, как будто в голову ему неожиданно пришла какая-то мысль, потом сказал: – Джинния, ты, случайно, не посылала мне телеграмму? Ну, это такое послание, – пояснил он в ответ на ее озадаченный взгляд, – которое отправляют издалека, а потом приносят на листке бумаги.

Она задумалась. Может, это сделала София? Но она ничего не говорила ни про какое послание. А если джинния скажет, что это сделала она, то потом может сама запутаться в собственной лжи.

Нет, джинн. Я не отправляла никаких посланий. Я прилетела сама.

Он кивнул, продолжая хмуриться.

Расскажи мне еще про это свое стекло, попросила она.

Его лицо просветлело.

– Мне приходится делать по одному листу за раз, в железной форме – вот, идем, я тебе покажу.

Она последовала за ним в угол мастерской, где рядом с большим плоским железным лотком на полу высилась груда каких-то голубых камней. Джинния приняла человеческий облик и, взяв один из них, принялась крутить его в руках, пока он объяснял ей, откуда они взялись, используя слова вроде «смальта», «шлак» и «побочный продукт». Какой-то голосок в дальнем углу ее сознания нашептывал ей: Это противоестественно. Она заглушила его. Ей ли говорить о противоестественности. Она попытается понять.