Голем закончила готовить салат, накрыла миску вощеной бумагой и убрала в холодильник, потом взяла корзину и отправилась в огород.

За лето ее усилиями когда-то запущенный огород вырос в размерах в два раза. Она принялась обходить грядки, складывая в корзину спелые помидоры и баклажаны, душистый базилик, глянцевые пузатые перцы и кабачки. Для них с Крейндел урожай был слишком обильным; бо́льшую его часть она планировала вручить Тоби, когда он поедет домой, вместе с халой, голубцами и несколькими банками борща.

Она выдернула несколько сорняков, потом погрузила пальцы в землю, ощущая жизнь, которая текла из земли в корни. Здесь, зарытый в бруклинский глинозем между грядками, лежал Йосселе. Иногда, вскапывая огород, Голем переворачивала полную терпко пахнущей земли лопату и переносилась обратно в подвал Воспитательного дома – и в блаженство их единения. Порой у нее мелькала мысль, что и она тоже, как и Джинн, нарушила свое обещание. А может, обещать, что «у меня не будет больше никого, кроме тебя», было неправильно.

«Я люблю тебя». Она так и не сказала ему этого, ни единого разу. В своих нескончаемых спорах они обменялись таким количеством слов, что очень сложно было поверить в то, что одна короткая фраза, всего три простых слова, могла бы что-то изменить. Но возможно, это было единственное, что могло бы.

Вернувшись в кухню, она мелко нарубила помидоры и базилик, нарезала ломтиками и посолила баклажан. В холодильнике ждал своего часа говяжий фарш, а на круглой деревянной палочке сушились домашние папарделле. Голем быстро закончила приготовления – теперь она могла работать так споро, как ей самой того хотелось, не опасаясь вызвать ни у кого подозрения, убрала заготовки дожидаться обеда, сняла фартук и снова вышла из дома. На этот раз она прошагала мимо огорода и направилась в отремонтированный бывший каретник.

Он теперь принадлежал ей одной. Внизу у нее была гостиная с камином для зимних вечеров. Наверху – маленькая спаленка, из всей обстановки которой использовался главным образом гардероб; ванная комната с роскошной ванной на ножках, в которой она могла вытянуться в полный рост, даже лежа под водой, и просторный светлый кабинет со старым столом с выдвижной доской, заново ошкуренным и покрытым лаком. Она, как и Крейндел, начала собирать библиотеку, хотя ее коллекция книг была куда более разномастной. Труды по мировой истории перемежались в ней с собраниями народных преданий и волшебных сказок. Книги по финансовой грамотности и справочники по домоводству соседствовали с путевыми заметками, антропологическими журналами и полным собранием томов Британской энциклопедии. Были там и мифы на десятке языков, и сомнительные отчеты исследователей о суевериях первобытных народов и необъяснимых происшествиях. Бездонная память Голема вмещала каждое предание и легенду, а разум без устали выискивал подсказки, совпадения, крохотные ниточки. То было обязательство, добровольно взятое ею на себя: она будет держать ухо востро, разыскивать тех, кого сможет найти, и предлагать помощь тем, кому она нужна.