– Хватит пороть чушь, – нахмурилась Богиня. – Уж я точно ничего исследовать и обследовать не собираюсь. Можно подумать, мне больше нечего делать.

Она обвела всех тяжелым взглядом.

– И начхать мне на твое сообщество. Понятно? Сначала надо без шухера разобраться, как тут все устроено. Объясните мне, куда все делись? И что тут делает паровоз?

– Да помолчите вы все наконец! – заорал Антон так, что Уссольцев от него отпрыгнул.

– Просто замолчите, – повторил он и поднял голову, прислушиваясь.

До этого времени в помещении станции, если это место следовало так называть, царила тишина, за исключением слабого, еле слышного жужжания. Он не мог поклясться, что этот шум не является плодом его воображения. Но здесь, на перроне, ему послышался другой звук, гораздо более отчетливый.

– Ну, слышите?

Теперь уже прислушались все.

Из локомотива доносился негромкий, но хорошо различимый храп.

Это был самый обычный человеческий храп. Тот, кто находился внутри, похрапывал с присвистом, замолкая лишь на несколько секунд, чтобы снова разразиться серией прерывистых, беспокойных рулад.

На некоторое время они застыли, словно зачарованные, вслушиваясь, пока наконец кто-то не произнес с неожиданным удивлением, словно о чем-то совершенно непостижимом:

– Получается, там кто-то есть?

Глава 21. Мечта вселенского разума

Глава 21. Мечта вселенского разума

Антон взялся за медный поручень и взобрался на подножку.

Дверь в кабину оказалась не заперта. Очевидно, здешние обитатели, если они и вправду находились внутри локомотива, чувствовали себя в полной безопасности. Да и от кого тут запираться?

За каждым его движением с перрона следили три пары глаз. Все ждали от него чуда, словно он лично пообещал каждому исполнение желаний и ответы на все вопросы.

Антон переступил порог и вместе с ним в кабину проник луч света. Сквозь прозрачную перегородку виднелась приборная панель с рядом загадочных циферблатов, старинных рычагов и верньеров непонятного назначения, блестящих вентилей и краников. Жесткое сиденье, очевидно, предназначенное для машиниста, оказалось пустым. По другую сторону от перегородки открылся жилой отсек – узкое помещение, напоминающее купе спального вагона класса люкс, оформленное в изысканном классическом стиле.

Позади него в кабину поднялись остальные, тараща глаза на обшитые лакированными панелями стены и причудливой формы зеркала, в которых отражались золоченые подсвечники и светильники в виде хрустальных гроздьев винограда. У торцевой стены помещался крошечный, богато инкрустированный столик полукруглой формы. Гнутые ножки кожаного приставного дивана спускались на полированный мраморный пол, устланный ворсистым ковром. Роскошный интерьер дышал презрением к деньгам, а каждая деталь казалась продуманной и поражала миниатюрностью и изяществом. Безо всяких сомнений, обстановка предназначалась для пассажиров, привыкших к удобствам. Правда, с тех пор былой лоск успел основательно потускнеть.