Желание поскорее добраться до особняка Окумуры, чтобы отыскать ответы хотя бы на часть довлевших над ней вопросов, гнало Уми вперёд. Она видела, что Ямада несколько раз порывался заговорить с ней, но всякий раз, когда монах открывал рот, его словно что-то останавливало, и он продолжал молча шагать рядом с ней.

Наконец Ямаде, похоже, удалось преодолеть робость, потому как на подходе к особняку градоправителя он проговорил:

– Я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.

– Пустяки, – буркнула Уми. Для неё это и впрямь не представляло никакого труда. Куда ценнее было то, что она узнала от управляющего.

– Для меня это совсем не пустяк, – возразил Ямада, и Уми с удивлённо покосилась на него. – Последним человеком, который заступался за меня, был покойный учитель, да обретёт его душа покой в Стране Корней. Поэтому я не смел и надеяться, что однажды снова смогу испытать это чувство.

– Какое? – невольно заинтересовалась Уми.

– Заботу, – бесхитростно ответил монах, и отчего-то Уми стало неловко. Она отвернулась, не желая выказывать своё смущение, и продолжила путь.

Чувство общности с Ямадой, охватившее её в доходном доме, растаяло так же быстро, как и появилось – теперь Уми со всею полнотой ощущала, что они с монахом принадлежали к разным мирам. Между служителем Дракона и дочерью якудза связующим звеном оказалась лишь сила, которая протекала через них обоих – и только. Когда Ямада поможет Уми снять проклятие, он покинет Ганрю – возможно, навсегда. А Уми останется в Аосаки-кай, останется в Ганрю. Потому что так должно быть. Потому что её место – среди семьи.

Заходить в особняк градоправителя с парадного входа было бы верхом неразумия: даже одолеваемая злостью от услышанного в доходном доме, Уми не потеряла способности мыслить здраво. Оба высокие и крупные, они с Ямадой были довольно приметной парой, и потому мелькать у ворот особняка Окумуры и привлекать к себе ненужного внимания не стоило.

Поэтому Уми сразу направилась к чёрному ходу, предназначенному только для слуг. На стук в ворота поначалу долго никто не отзывался: должно быть, никого из прислуги поблизости не было. Но после того, как за дело взялся Ямада и пару раз оглушительно треснул по воротине (Уми даже показалось на миг, что могучий кулак монаха пробьёт створку насквозь), в отдалении послышались чьи-то торопливые шаги.

– Кого там принесло дурным ветром? – раздался ворчливый голос.

Створка приоткрылась, и глазам незваных гостей предстало осунувшееся и бледное лицо немолодой уже служанки, которую звали Масако. Она работала у градоправителя не так давно, но Уми часто навещала дядюшку в особняке, и потому служанка сразу узнала её.