Он то проваливался в беспамятство, то выплывал навстречу боли, пыли и крови, но окончательно очнулся уже на заднем сиденье «виллиса», тесно зажатый между двух рядовых, со связанными руками, пропитанными кровью повязками поверх рваных штанин, со сломанным носом, заплывшим глазом и сорванными с мясом погонами. Его чемодан подрагивал на коленях усатого старшины, сидевшего спереди рядом с водителем. По брезентовой крыше «виллиса» и по лобовому стеклу нескончаемой очередью хлестал косой ливень, и автомобильные дворники, захлебываясь небесными хлябями, ритмично и тонко скулили: трибу-нал, трибу-нал, трибу-нал…

Бесславный конец. И главное, теперь никто не поверит, что человек-то он на самом деле хороший. А не такой, как может показаться, если судить только по последним, по выборочным фактам, если не видеть картины в целом…

Громыхнуло так оглушительно близко, что Бойко подумал: подорвались. Рядовой, похоже, подумал то же, даже голову машинально прикрыл рукой; пробубнил потом с облегчением:

– Хуясе гром ебнул…

– Рядовой, отставить нахуй нецензурную брань! – гоготнул старшина, и от этого их товарищеского, веселого матерка майору сделалось так тоскливо, что захотелось подохнуть – срочно, сейчас. Жаль, что гром, а не мина.

А вот бы как-то без трибунала. Как-то их довести, чтобы прямо здесь его замочили… Господи, помоги…

Снова грянул гром, и молния разорвала осклизло-серое небо, как негодную тряпку, и из этой дыры на майора Бойко впервые за всю его жизнь уставился Бог или, может быть, дьявол. В общем, кто бы он ни был, он услышал его молитву, и за пару километров до комендатуры их «виллис» остановился: поперек дороги лежало дерево.

– Ну чего, вылезайте, убирайте, – скомандовал старшина рядовым. – Я этого покараулю, – развернувшись на сиденье, он направил на Бойко свой автомат.

– Вдруг засада? – неуверенно предположил тот, который закрывался от грома.

– Да какая засада! Ураганом свалило, – расслабленно сказал старшина.

Рядовые оставили Бойко на заднем сиденье и пошли оттаскивать дерево. Это шанс. Да, шанс. Старшину можно спровоцировать очень просто – попыткой к бегству. В худшем случае – и в наиболее вероятном – его сразу пристрелят. В лучшем случае удастся сбежать. Он ничего не теряет.

Майор Бойко ледяными, скрюченными пальцами связанных рук рванул дверь и вывалился из джипа в ливень и грязь. Крича и скалясь, поднялся на четвереньки и пополз по грязи: пробитые пулями ноги почти не слушались. Нет, ему не уйти живым. Он услышал выстрелы и подумал – его убили. Но упал почему-то не он, а тот рядовой, что боялся грома, а следом другой, а простреленное в нескольких местах лобовое стекло джипа «виллис» растрескалось и стало похоже на покрытую кровавыми брызгами паутину, через которую мертвыми глазами смотрели на дождь старшина и водитель.