Теперь, когда Пашка сломал засов, она не знала, как понять разницу.

Он лизнул ей шею и горячо, чуть хрипло пробормотал в ухо:

– Я чувствую себя живым только рядом с тобой… Ты возвращаешь мне душу…

От него пахло дорогим одеколоном и кровью. Он был абсолютно голым и почему-то очень горячим. Он поставил ее на четвереньки и начал вылизывать ей промежность. Она задрожала.

Он прошептал:

– Если ты не хочешь, я перестану.

Она сказала:

– Хочу.

Он вошел в нее сзади, по-звериному прикусил зубами кожу на шее.

Она спросила, двигаясь с ним в одном ритме:

– Ты правда убивал людей, Лама?

Он замер и разжал зубы. Потом задвигался резко и быстро:

– Да… это правда… Но, Глашенька… ты не бойся… Ты не должна меня бояться… Я тебя не обижу… ты так похожа… на одну девушку… я очень ее… любил… – Он вскрикнул и дернулся. – …душа… Аглая!.. я чувствую свою душу!..

Она спросила, холодно и спокойно:

– Что случилось с той девушкой?

Он застонал, и выплеснул в нее свое семя, и выдохнул:

– Умерла…

И то ли с семенем, то ли с выдохом, его душа, пробывшая с ним так недолго, опять исторглась из тела, снова его покинула.

Аглая молча перевернулась на спину, прикрыла голую грудь руками крест-накрест и застыла, как мертвая. Он с отвращением от нее отстранился, поднялся с кровати, натянул штаны и вышел из спальни.

Она хотела попросить его остаться, но промолчала.