Елена улыбнулась, махнула Максу рукой, и только когда изо рта ее вытекла струйка апельсиновой липкой сукровицы, она с криком проснулась.

Глава 8

Глава 8

Она сидит на кане, скрестив босые, бледные ноги, и смотрит, как огонь вылизывает синими и рыжими языками чугунный котелок в очаге. Я прикрываю дверь – тихонько, чтоб не разбудить Настю, – и подхожу к ней. Она говорит:

– Я тебя ждала.

В ее глазах и на крышке золотых часов, висящих на шее, отражается пламя.

– Твоя жена оставила мне часы. Сказала, что не пользуется подержанными вещами. В отличие от меня.

Я отвечаю:

– Прости ее. И меня прости, Лиза.

Я сажусь на кан рядом с ней. Я слышу запах ее волос. Ее волосы пахнут горящим лесом.

– Я пришел, чтобы ты дала мне оплакать моих мертвецов. Мне нужно Пробуждение Третьей Лисы. Последняя порция твоего зелья.

Она кивает на котелок:

– Я же говорю, что тебя ждала. Все уже готово.

Она встает, снимает с огня котелок и наливает отвар в пиалу. Сосредоточенно дует на пар, как будто остужает чай для ребенка. Потом протягивает мне пиалу в сложенных лодочкой полураскрытых ладонях. Я принимаю отвар, и наши пальцы соприкасаются. Ее руки впервые теплые.

Я делаю глоток – и становится больно глазам, и мой мир заволакивается дрожащей, непроницаемой пеленой, и она отгораживает, скрывает от меня и черноволосую женщину, и ее очаг, и ее спящего за ширмой ребенка.

А когда пелена спадает, превратившись в воду и соль, я стою с пиалой на пристани у черной реки. Я отхлебываю еще – и вижу всех моих мертвецов. Они молча окружают меня кольцом. Тут и Филя с высовывающейся из простреленного кармана игральной картой, он таращится на меня нарисованными глазами и постукивает перед собой по песку бильярдным кием, будто слепой. Тут чекист с торчащим из горла куском стекла, выковыривает из штруделя яблоки негнущимися окоченевшими пальцами. Тут солдатик со свастикой на плече, он держит в левой руке оторванную правую руку; он протягивает мне эту руку ладонью вверх, как будто ждет подаяния. Тут китайцы и немцы, русские и японцы, и многих я даже не знаю в лицо. Тут надсмотрщик из лагеря «Гранитный», вместо головы у него круглый камень с нарисованными глазами и ртом, он придерживает этот камень двумя руками, но все равно роняет в песок – и его подбирают и водружают обратно капитан СМЕРШ Степан Шутов и его старшина. Старшина мусолит в истлевших губах потухшую сигарету, и пар над черной водой сворачивается в колечки, и они улетают в небо, эти колечки; они пахнут убитыми птицами.

И я делаю третий глоток, и ко мне приближается Флинт в венке из ромашек верхом на бледной кобыле. И я плачу, и глажу ее седую мертвую морду, и снимаю с гривы нити засохшей тины.