– Да вы чего все?! – Пашка оглядывается растерянно. – Товарищ Шутов… тойсть, товарищ Кронин… Ведь он же наш! Он столько раз за нас дрался! А те – враги! А вы!.. Вы глаза разуйте! У вас что же, глаз нет?!

Я беру Пашку за плечо у основания шеи, сжимаю пальцы – и он со стоном сгибается; его автомат срывается с плеча и качается на ремне. Перемещаю скрюченного Пашку чуть вбок – он семенит за моей рукой, – а сам шагаю вперед и упираюсь грудью в подрагивающий в руке Горелика ствол:

– Ну же. Давай, лейтенант.

– Товарищ лейтенант, – доносится сбоку голос снайпера Тарасевича.

– Чего?!

– Та я… насчет особистов… можт, оно и неплохо, шо товарищ Кронин – не особист?.. Вы ж особистов сами не то шоб очень…

Горелик взвизгивает:

– Молчать!

Снайпер сокрушенно вздыхает. И вдруг, потупясь, становится рядом со мной и Пашкой.

– А я, товарищи, верю в оборотней, – меланхолично сообщает сапер Ерошкин. – Они водятся в этом месте. Я одного такого в лесу тут видел, – он встает рядом с Тарасевичем. – И в бесов верю. Вот взять того же товарища Бойко – в него ж не иначе как бес вселился…

Горелик смотрит на меня. На своих. Отводит руку с ТТ от моей груди, втыкает пистолет в кобуру. И говорит больным, тихим голосом:

– И что же нам теперь делать?

Я говорю:

– Вооружаем всех, кто способен держать оружие. Включая староверов, доктора и попа. Да, силы не равны, но нам нужно выиграть время…

– Мое такое мнение, что доктору Новаку пистолет доверять нельзя, – встревает вдруг Пашка.

– Кому нужно твое мнение, рядовой? – устало огрызается лейтенант.

– Кому-то, может, и надо, – рядовой с надеждой косится на меня. – Мое такое мнение, что у доктора Новака есть какая-то мрачная тайна.

– Наверняка, – отвечаю я. – Но в этом городе, Пашка, у каждой собаки есть какая-то мрачная тайна. Что ж нам теперь, оружие никому не давать? Нам ополчение нужно. Понимаешь меня?

Пашка морщит лоб.

– Так точно, товарищ Шутов… тойсть… товарищ Кронин. Вот же… не знаю, как вас теперь называть.