Кто-то тяжело вздохнул у Винни за спиной. Обернувшись, он увидел бармена, застывшего с шейкером в руке.

– Вот ведь, – пробурчал тот. – Даже когда The Libertines распались, было не так обидно.

Все-таки у вселенной было уникальное чувство юмора. Она знала, как сокрушить человека «утешением».

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Винни, доставая из куртки кошелек.

– Что? – удивилась Агнес. – Куда?

– Домой. Ты была права, я не в том состоянии, чтобы шляться по клубам.

Бросив на барную стойку несколько купюр, Винни шагнул в сторону выхода, но Агнес соскочила со стула и схватила его за локоть:

– Я с тобой!

Выпалив это, она зачем-то посмотрела на Тейта – то ли извиняясь, то ли спрашивая разрешения. Тейт отвернулся с таким видом, будто мог запросто заявить на Агнес свои права, но не собирался этого делать. Его молчаливое неодобрение произвело эффект, который ни за что не возымели бы шумные истерики Дилана. Пальцы Агнес на локте Винни разжались.

– Не надо. – Он снял с себя ее руку. – Я хочу побыть один.

– Ты расстроился из-за шара? Да ладно тебе, мы можем сходить на другой концерт. Наверняка, если покопаться, найдется еще какой-нибудь подходящий конфликт. Музыканты вообще постоянно устраивают разборки.

– К черту шар, – сказал Винни, наблюдая, как пляшут в глазах Агнес отражения неоновых лучей. – Я больше не буду пытаться его зарядить.

– Не будешь? Почему?

Винни тоскливо улыбнулся. Почему? У него было много ответов на этот вопрос. Главным образом, потому, что он научился распознавать знаки, которыми вселенная, не такая уж и жестокая, щедро осыпа́ла его. «Ты слушаешь, но не слышишь», – пожурила его Клементина той ночью на баскетбольной площадке, и Винни наконец понял, что она имела в виду. Знаков он получил предостаточно. Внезапное решение Клода было лишь одной из подсказок, да и в ней Винни по большому счету не нуждался. Куда более ясный и неоспоримый знак вселенная швырнула ему в лицо еще сегодня днем, за пару часов до того, как Агнес прибежала к магазинчику всякой всячины. Еще тогда Винни следовало остановиться.

Потому что ему позвонил отец.

«Кто говорит?» – спросил он требовательно и удивленно, когда Винни принял вызов с неизвестного номера. А потом надолго замолчал. Еще с полнимуты он, застигнутый врасплох, то сипло дышал в трубку, то мямлил что-то бестолковое – все не мог определиться, как теперь вести беседу. Винни притворился, будто не узнал его. Хотя, вообще-то, он прекрасно помнил голос отца, потому что когда-то тайком прослушивал его сообщения на автоответчике Пайпер. Это было еще до того, как она удалила его номер и вырвала из записной книжки страницу с его адресом. Но даже если бы Винни не узнал его по голосу, то узнал бы по имени. У его отца было самое нелепое имя на свете, которое совсем не подходило его киношной внешности, – Клаус.