– Буквально только что звонили из «ПетроСпецПроектМостоСтрой», –  сказала она.

– Откуда? –  не сразу сообразила Алина.

– Ну, помнишь некоего весьма представительного господина Безбородко, который внезапно появился у нас в офисе и сообщил, что мы выиграли тендер на неприличную сумму? Так вот, он проявляет настойчивость. Точнее, не он, а его менеджер, который с ним приезжал: поинтересовался, нет ли у нас замечаний и корректировок по тексту контракта, уточнил, когда можно ожидать ответ, а еще пообещал рассмотреть увеличение стоимости наших услуг дополнительно на пятнадцать процентов, представляешь? Ну, разумеется, на условиях эксклюзивности, ибо обещано, что работой нас просто завалят, ничем другим заниматься не сможем. Так вот и выделил прямо –  ничем другим! –  и добавил, что, если возникнут сложности, они сделают предложение, от которого нельзя отказаться. Мне даже как-то не по себе стало. Как думаешь, что он имел в виду?

– Наверное, предложат войти в правление своего «Петро-Как-Его-Там» и контрольный пакет акций в придачу.

Зоя рассмеялась.

– Кстати, через полчаса снова придет клиентка, которой неудачно в губу гиалуронку вкололи. Некроза в итоге не состоялось, но она поймала кураж и продолжает попытки подтвердить ущерб для здоровья: с психикой и сосудами разобрались, так что теперь работаем с версией, что из-за того укола у нее начались проблемы со щитовидкой и стали выпадать волосы. Думаю, там еще на полтора десятка дополнительных исследований наберется.

– Кормилица наша, –  с чувством сказала Алина. –  С такой нам никакой Безбородко не нужен. Береги ее, Зоя.

Кофе был недурен, а блины несъедобны. Дождь то падал редкими холодными каплями, то растворялся в воздухе, превращаясь в стылую морось. Прохожие дышали ею и выдыхали влажный туман. Алина дошла до парковки у алтарной стены собора, села в машину и неторопливо поехала через город на север.

* * *

– Не возражаете, если я закурю?

Елена Владимировна Адамова, в девичестве Сидорова, когда-то имевшая известность под именем Леночки Смерть, распечатала красную пачку классического «Marlboro», бледными изящными пальцами извлекла сигарету и щелкнула старинной позолоченной зажигалкой. Тихо затрещал, разгораясь, табак; она сделала глубокую затяжку и, округлив яркие губы, медленно выпустила сероватый дымок в сторону открытой форточки уютной небольшой кухни. Алина на миг пожалела, что больше не курит.

– Вы долго работали с Генрихом Осиповичем?

У нее был приятный грудной голос; пронзительно голубые глаза, чуть прищурившись, внимательно смотрели сквозь дым. Алина пыталась представить, какой ее собеседница была в годы молодости, когда получила свое знаменитое прозвище. В ее внешности и сейчас тонко звучало что-то готическое: необычно бледная кожа, заостренные черты лица, черные волосы с медным отливом, частые серебристые нити в которых изысканным узором переплетались в короткой косе, –  а лет сорок назад этот специфический шарм вкупе с родом деятельности наверняка производили сильное и своеобразное впечатление, примерно такое, благодаря которому Алина обратила внимание и запомнила ее на похоронах Левина, стоящей в длинном черном блестящем плаще у края могилы и роняющей в разверстую яму комочек мокрой земли.