Вечером Алина уснула раньше обычного, а проснулась в ночи от того, что кто-то пытался отпереть входную дверь.

Она открыла глаза. Ее окружала непроницаемо черная тьма, какой почти никогда не бывает в городе, но только где-нибудь далеко за его пределами, безлунной и пасмурной осенней ночью. Из коридора со стороны двери доносился тихий скрежещущий звук, как будто кто-то ковырялся в замочной скважине. Сердце забилось у горла, болезненно, часто. Алина медленно протянула руку к выключателю над головой, щелкнула пластмассовой клавишей, но свет не зажегся. Она встала, с трудом двигаясь сквозь густую тягучую тьму, прошла через комнату и нажала выключатель на стене. Вокруг по-прежнему оставалось темно. Она пошла к входной двери, лязг и скрежет за которой становились все сильнее, как если бы сквозь нее прогрызалось, стремясь попасть внутрь, какое-то огромное насекомое со стальными острыми жвалами. Вдруг замок щелкнул, и Алина увидела, как опустилась вниз ручка двери. Она успела схватиться за нее как раз в тот момент, когда дверь стала медленно приоткрываться наружу. Алина рванула ручку на себя, но с обратной стороны кто-то неведомый держал ее крепко и тянул с неумолимой силой. Дверь продолжала приоткрываться миллиметр за миллиметром. Алина вцепилась в нее намертво, уперлась ногами, но тут в расширяющуюся щель между дверью и притолокой полилась густая, абсолютная чернота, еще более темная, чем мрак вокруг. Алина почувствовала, как эта чернота будто бы вливается внутрь черепа, как закрываются стремительно налившиеся тяжестью веки, как меркнет сознание; она из последних сил резко встряхнула головой, прогоняя сумрачный морок, –  и проснулась, вздрогнув всем телом и задыхаясь.

Ночная синеватая темнота была прозрачна и недвижима. Алина с опаской протянула руку к выключателю, но лампа зажглась, словно бы успокаивая ее желтым уютным светом. Она села на кровати, все еще ощущая, как бешено колотится сердце. Цифры на экране смартфона показывали 03:03. Второй кошмар за последние несколько дней, опять затягивающий вглубь вязкой непроницаемой тьмы, пришедший сначала издалека, из обрывков воспоминаний и мыслей о смерти несчастной Александры Белопольской, а теперь нашедший путь к ее двери, к ней самой. Иррациональное ощущение надвигающейся беды было таким острым, что лечь обратно и попытаться снова уснуть представлялось решительно невозможным. Алина встала, включила верхний свет, проверила входную дверь –  та была закрыта и на замок, и на нижнюю задвижку, –  решила включить телевизор, это окно в иллюзорный, но успокаивающе предсказуемый мир, и долго не могла найти пульт. В конце концов он неожиданно отыскался на книжной полке, куда Алина никогда его не клала; черное зазеркалье ожило игрой разноцветных теней и призрачных звуков. На кухне под чайником буднично вспыхнул газ. За окном в темноте светились редкие тусклые точки, будто фонарики в руках невидимых театральных рабочих, явившихся сменить декорации к новой сцене завтрашнего спектакля: тот же город, те же и Белопольская, единство времени, места и действия.