– Это логично, – согласился Адахамжон.
Раздобыть генетический материал погибшей вместе с двумя подругами Ирины Прозоровой представлялось маловероятным. Можно было бы, наверное, связаться с Лерой и попробовать запугать снова, чтобы заставить принести, например, волос недавно погибшей Анны Бахметьевой – ее тело еще наверняка было в морге, – но Алина решила проявить гуманизм, и вместо того набрала номер Катерины Ивановны Белопольской.
– Я была бы рада помочь, но боюсь, что не смогу найти ничего подходящего, – голос был печальным и тусклым. – Мы забрали все вещи Сашеньки из той роковой квартиры и уже… скажем так, мы избавились от них так же, как и от тех, что были у нас дома. Слишком тяжело хранить это все, да и не нужно… Полагаю, вы меня понимаете. У нас остались только старые фотоальбомы, несколько ее книг, еще некоторые детские игрушки, но ведь это, наверное, не подойдет?
– Может быть, где-то могла случайно остаться, например, старая зубная щетка? Или расческа? Нам достаточно одного волоса.
– Нет, увы… Хотя, постойте! У меня сохранилась совсем небольшая прядка волос, которую срезали еще в младенчестве, на крестинах. Я не знаю, если вам подойдет…
Алина посмотрела на Зою. Та кивнула.
– У ребенка и взрослого ДНК отличаются, но у жертв Сфинкса такой характер мутаций, что будет заметен даже на генном материале новорожденного.
С Белопольской договорились о встрече днем в воскресенье. Они разошлись из офиса: у Адахамжона намечался какой-то семейный праздник, Зоя отправилась решать вопросы в школу к младшей сестре, а Алина поехала на тренировку по боксу. Света была в этот раз особенно беспощадна и совершенно измотала отработкой двоек и троек по лапам.
– Нет акцента, – сетовала она, – не могу понять, почему. С техникой порядок, но на вынос не бьешь. Попробуй разозлиться как следует, я чувствую, в тебе есть это, просто выпусти и вложи в удар. Без злости так и будешь не бить, а гладить. Ну, давай еще!
И, пока Алина колотила по лапам, стараясь найти в себе и выпустить ту самую злость, она рассказала, что самые жестокие бои – это женские и детские, а из них наиболее безжалостные – схватки девочек-подростков.
– Там вообще бьются как будто бы насмерть, – говорила Света. – Взрослые мужики-тяжеловесы, если между ними нет личного, как-то больше берегут друг друга, с уважением дерутся, а эти – просто как кошки дикие, сцепляются так, что не разнимешь. Носы разбиты, кровь хлещет, слезы злые, но ни одна не уступит. Еще и бабушки с мамами орут с трибун: «Галя, давай! Наташа, бей!» – отцы так за сыновей не болеют, как эти.