Аккуратно отложив мел, Лод поместил в центр гексаграммы зеркало, пока я сидела, чувствуя, как растекается под кожей неприятный холодок.

Вот оно что. Он решил проверить, не отрезан ли для меня путь домой. Не сделала ли я то, чего обещала не делать.

Не повторила ли ту глупость, которую совершила предыдущая его кукла.

Ведь если сейчас зеркало ничего не покажет…

– Осталась кровь, – когда кристалл занял своё место в верхнем углу гексаграммы, Лод взял кинжал. – Давай палец.

Я протянула руку. Неловко и скованно, точно во сне.

Нет, этого не может быть. Зеркало не останется пустым. Я не влюбляюсь без оглядки в чужих молодых людей, я не забываю о любимом… тьфу, какое слово пафосное… как только окажусь вдали от него. Лод – просто увлечение. Сильное. Не более.

Но если отражение Сашки не появится…

…если я заблуждаюсь…

…если Лод поймёт это вместе со мной…

Я даже не почувствовала боли, когда колдун, надрезав мне палец, прижал его к стеклу.

– Ты знаешь, что делать.

Я зажмурилась.

Васильки радужек, пушистые ресницы, едва заметные веснушки на щеках, словно крохотные капельки охры… только бы получилось, только бы получилось, только б…

Перед закрытыми веками желтизной полыхнула вспышка – и я мигом открыла глаза.

Сначала я просто обрадовалась тому, что в зеркале есть картинка.

Потом поняла, что это за картинка.

Знакомая комната, знакомая долговязая фигура: Сашка стоял спиной ко мне, разбираясь на столе… только вот рядом сидела Светка. На том раскладном кресле, которое не раз служило лежбищем мне.

Блондинка-платница. Подружка Сусликовой, по чьей милости я оказалась здесь.