Колдун открывал крышки, удостоверяясь, что внутри действительно жемчужины, и отдавал ларцы товарищу, громоздя один на другой.

– Золотые, белые, розовые, зелёные, чёрные, серые, – подвёл итог русый, когда в пальцах у него оказалась последняя шкатулка. Остальные пять уже перекочевали к его подельнику, который придерживал верхний ларчик подбородком, чтобы получившаяся пирамида не обвалилась. – Все на месте… вот теперь и проверим, помогут нам ошейники или нет.

И вернул ларец с серыми жемчужинами в руки каз-начея.

– Отнеси это в коридор.

Пока лепрекон, подчиняясь приказу, переставлял ноги по направлению к двери, он отчаянно напоминал себе, что не имеет никакого права выносить королевскую собственность в угоду дерзким ворам. Помнил, что защита сработает и без этого, но решил помочь магии по мере своих скромных сил. Он подступил к порогу, где паркет коридора стыковался с белым камнем, которым отделали пол сокровищницы; толкнул одну из дверей, попытался выйти – но порог ожидаемо вспыхнул золотой полосой, и нога, обутая в щегольскую лакированную туфлю с вострым носом, уткнулась в невидимую преграду.

Какое-то время казначей бодал лбом защитный барьер, раз за разом отлетая на шаг назад, куда его отбрасывал сгущённый воздух. Тоскливо гадая, когда же тёмным надоест над ним измываться.

– Похоже, и правда не выйдет, – наконец вздохнул русый.

– А я что говорил? – буркнул его подельник.

– Но попробовать-то стоило. Ладно, иди сюда.

Последнее уже было обращено к казначею. Тот подчинился, с ненавистью сверля взглядом собственные ноги, вновь предавшие его.

– Присядь, отдохни.

Отобрав у лепрекона ларец, русый добавил его к пирамиде в руках подельника. Осев на пол, казначей беспомощно смотрел, как русый подходит к дверям в сокровищницу. Заперев их – чтобы скрыться от глаз случайных свидетелей, если бы таковые вдруг объявились, – поднимает руки к потолку.

И, вычерчивая кончиками пальцев рунную вязь, повисавшую в воздухе кружевами тёмного дыма, размыкает губы, сплетая паутину заклятия.

Казначей не знал, что это за заклятие. Но оно заставило светильники дрогнуть и почти померкнуть, воздух – стать холоднее, а пыль на крышках сундуков – подняться под порывами ветра, невесть откуда взявшегося в запертой комнате. Казалось, сам пол вот-вот задрожит. Мурашки бежали по коже лепрекона, когда он понимал, какой мощи чары, творимые в нескольких шагах от него; а голос тёмного колдуна становился всё громче, и дыхание казначея уже обращалось облачками пара, и на крышках сундуков змеился иней и сверкали, рождаясь, льдистые кристаллы…