Да и не только он. Культ Двадцать Седьмого постепенно расползался по континенту, а через порталы проникал и на другие. Как расползается по карте пятно от пролитых чернил.
В начале пятнадцатого века севигистская церковь взялась за него всерьез. Это была уже не локальная хошимирская секта, местечковая ересь, которых полно по всему миру. Нерожденному поклонялись сотни тысяч, ячейки возникали в самых разных странах, культисты объявлялись в самых неожиданных местах.
Расколом церкви это пока не грозило. Предвестники Двадцать Седьмого все еще сильно уступали в численности херемианам, солнцепоклонникам, единобожникам, ортодоксам и даже митрайяристам. Но именно поэтому их и пытались задушить в зародыше. Пока они не укоренились и не стали где-нибудь официальной конфессией, как вышеперечисленные ереси.
Осенью 1430 года скончался архидиакон Орме. Ему было восемьдесят пять, он прожил долгую и плодотворную жизнь...
Той же осенью Обрубку исполнилось шестьдесят. Он вел замкнутую уединенную жизнь, общаясь лишь с избранными братьями по вере. Сам он ни в какого Двадцать Седьмого не верил и на полноготочка, но в него и архидиакон Орме не верил. Чтобы управлять кабаком, незачем самому быть пьяницей.
Поэтому после смерти покровителя Обрубок позаботился, чтобы его место занял самый толковый диакон. Честно говоря, те ожидали, что он сам возглавит культ – и Обрубок видел, что сделать это будет нетрудно. Объяви он себя архидиаконом, и что-то возразит только диакон Алие, да еще, быть может, диаконесса Марикла. Остальные молча склонятся.
Что там говорить – Обрубок видел, что может объявить Двадцать Седьмым самого себя! В ветвлениях будущего был и такой путь, хотя и куда более сложный.
Но здесь уже смешивалось чересчур много переменных. Обрубок не видел собственного будущего. Мог узнать его косвенно, глядя на судьбы других индивидов, но даже в этих случаях себя он там не видел.