Зверь замолкает и низко опускает голову, догадавшись, что у него в животе что-то происходит. Оранжевая голова Чеширского кота поворачивается ко мне и превращается в песочные часы. Усы вытягиваются вертикально, поверх зубов. Это струны.

Виолончель…

– Ты – мост, – напоминает Морфей. – Укроти зверя.

Я протягиваю руку к висящей в воздухе оранжевой виолончели, прислоняюсь к стене, провожу смычком по усам и начинаю играть простую песенку, которую мы обычно играли в оркестре для разминки. Но из-под смычка вылетают совсем другие ноты. Голос Чеширского кота выводит грустный и заразительный мотив, и вскоре я принимаюсь подпевать, в то же время продолжая аккомпанировать, хотя в жизни не слышала этой мелодии.

У брандашмыга тяжелеют веки. Ноги подгибаются, не в силах больше удерживать вес туловища. С громким шуршаньем он валится на бок и издает храп. Оранжевый свет поднимается по пищеводу, покинув темницу, полную крылатых теней.

Морфей приземляется и обнимает меня одной рукой. Брандашмыг, продолжая спать, икает и выпускает сияющий оранжевый пузырь. Моя «виолончель» высвобождается, чтобы соединиться со своей половиной; когда пузырь лопается, в воздухе повисает Чеширский кот – целый и невредимый. Это миниатюрное создание в оранжево-серую полоску не столько кот, сколько нечто среднее между енотом и колибри. Он улыбается еще шире, подмигивает мне, кивает Морфею – и исчезает, взмахнув полосатым пушистым хвостом.

Мои ноги подгибаются, тело немеет. Морфей выводит меня из логова брандашмыга, закрывает дверь и закладывает засов, отгородив нас от спящего чудовища.

– После такой битвы он наверняка проспит до утра.

Уцелевшие рыцари и стражи аплодируют.

Морфей поворачивается к ним, одной рукой обвивая мою талию.

– Позаботьтесь о раненых. Убитых пока оставьте. Я подготовлю Алиссу и корону. Соберите оба двора и всех свидетелей в тронном зале. Вскоре состоится коронация.

Уцелевшие уносят раненых и закрывают дверь. Мы остаемся с убитыми. Я не в силах смотреть на трупы; мне делается нехорошо при мысли о том, что они погибли ради меня.

Угадав мои чувства, Морфей раскрывает объятия. Не колеблясь, я припадаю к нему и обнимаю. Рукоятка стрижального меча, лежащего в нагрудном кармане, вжимается мне в ребра, и я подавляю искушение вытащить его и перерезать Морфею горло. Но я не могу. После того, что он сделал, – не могу.

– Ты закрыл меня собой, – шепотом говорю я. – Ты мог погибнуть.

– А ты меня спасла. Один – один. – Последнее слово он произносит самым кротким тоном, как детстве, когда я у него выигрывала.