Когда туман улетучился и преображенные лебеди раскинули свое великолепие над скромной зеленой рекой, ребята повернулись друг к другу, продолжая держаться за руки, и всматривались, всматривались, всматривались.

Глаза – круглые и сияющие, глаза неизменные. Его остались серыми, ее – голубыми. Ее ресницы – все еще медово-красные, его – глянцевые и черные, как шерстка речных кошек. Волосы Лазло – такие же темные, а Сарай – коричные, его нос – жертва переплетенных в бархат сказок, ее губы – роскошного лилового оттенка.

Ничего не изменилось, кроме одного.

Кожа Сарай стала коричневой, а Лазло – голубой.

Они смотрели, смотрели и смотрели друг на друга, на свои переплетенные пальцы, поменявшиеся цветами, и на поверхность воды, которая раньше не была зеркальной, но теперь стала, потому что они так пожелали. Взглянув на себя в отражении, стоящих плечом к плечу, рука об руку, они увидели не богов и не монстров. Ребята почти не изменились, и все же этот единственный нюанс – цвет их кожи – в реальном мире изменил бы все.

Сарай изучила насыщенный глиняный оттенок своих рук и догадалась, хоть та была и скрыта из виду, что на ее животе нарисована элилит, как у человеческой девушки. Ей стало интересно, какой узор там выведен, и жалко, что нельзя посмотреть. Сарай ласково отвела руку, которой держалась за Лазло. Предлогов и дальше держаться за руки не было, хотя это и довольно приятно.

Она посмотрела на него. Голубого.

– Ты сам это выбрал?

Лазло покачал головой:

– Я отдался на милость махалату.

– И он сделал это. – Интересно, почему? Трансформацию Сарай легко трактовать. Ее человеческое начало перешло с внутреннего на внешний план, как и ее стремление к свободе – подальше от отвращения и рамок металлической клетки. Но почему Лазло стал таким? Быть может, подумала она, это было не стремление, а страх, и таким он представлял себе монстра. – Любопытно, каким даром тебя наделили…

– Даром? В смысле магией? Думаешь, он у меня есть?

– Все божьи отпрыски обладают каким-то даром.

– Божьи отпрыски?

– Так нас называют.

«Нас». Снова коллективное местоимение. Оно мельком блеснуло между парочкой, но на сей раз Лазло не обратил на него внимания.

– Но «отпрыски»… – он скривился. – Какое неподходящее слово. Оно для побегов растений или детей демонов.

– Полагаю, имелись в виду как раз последние.

– Ну, тогда ты исключительно неужасный демон, если так можно сказать.