Впрочем, поблизости не было ни малейшего признака опасности, и скоро Мара успокоилась, растворяясь в новых ощущениях. Хотелось тихонько напевать что-то светлое и радостное, хотелось прикоснуться к сияющей искорке и снова стать солнцем, осветив весь мир и впустив весну во все уголки Мертволесья. Чтоб молодые изумрудные стебли проклюнулись из-под земли, напоенные прохладным сладким дождем. Чтоб черные ветви вздохнули, стряхивая с себя смерть и сон, а затем укрылись тоненьким кружевом листвы. Чтоб веселые ручьи, рассыпая мелкий жемчуг брызг, серебрились в густой траве, и крохотные мальки снова плескались в них.

Она уже почти видела, как здешние места меняются, как колдунья-весна приходит сюда и щедро поливает истосковавшийся край дождями и солнцем. Духи возвращаются под сень ветвей, и где-нибудь у самых гор, где водопады сбегают с крутых склонов, селятся хеледы, мудрые и древние, а на заболоченной полянке резвятся по ночам болотные огоньки… Воды ручьев наполняют русло пересохшей реки у мельницы, и колесо, мерно скрипя, начинает перекидывать волны, расцвечивая день крохотными радугами, а беспокойные стрижи носятся над крышей, под которой уже вовсю идет работа. Дети прибегают на мельницу из деревеньки, что разрослась неподалеку, приносят отцам теплые пироги в узелках, и взрослые, смеясь, разрешают мальчишкам повернуть тяжелый рычаг и запустить жернов. Молодая знахарка собирает травы в плетеное лукошко, и травы пахнут солнцем…

И все это сотворит она, одним лишь взмахом руки изменив мир. Мара не знала, насколько сильным может быть этот свет, но верила — возможно все. Оставалось лишь научиться усиливать его до невероятных пределов, так, чтоб он достал до самого неба, до самого сердца мира, до самых звездных спиц колеса — и тогда все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Она оглядела черный лес, обступающий их со всех сторон. Паутина ветвей заслоняла небо — тревожное, серое, затянутое тяжелыми тучами, словно пуховым одеялом. Казалось, еще чуть-чуть, и оно рухнет им на плечи, вдавливая их всей громадой прямо в землю, прямо в сухие травы, и они так и останутся здесь навеки. Но небо не падало — лишь безмолвно нависало над ними, и в его глубинах тяжело и натужно, словно мышцы под шкурой огромного чудища, перекатывались пепельные облака. Деревья, так странно изогнувшиеся, тянули к ним крючковатые пальцы, будто пытались схватить чужаков, но Мара не боялась. Скоро настанет твоя весна, Мертволесье. Никто больше не отнимет ее у тебя.

Словно в ответ ей по лесу прокатилась рябь — ведьма ощутила колебание энергий, словно кто-то хлопнул рукой по воде. Замерли и Птицы, чутко прислушиваясь к миру, но тот уже снова затих, притаился. Мара, вознеся молитву Бессмертному, взглянула на искорки силы, отыскивая путеводную. Энергия духа, за которой они шли, ощущалась теперь совсем иначе, не терялась, и ведьма поняла: эльфийки где-то близко.