Прохожие, замечая татуировки на ее лице, низко кланялись ей, сгибаясь чуть ли не в пояс. Короли иных кланов почитались практически так же, как повелитель родного, а потому краем уха она слышала благословения в свой адрес и приветствия. Эльфы отрывались от работы, чтоб взглянуть на нее — однако их внимание не было назойливым: скорее, почтительным, но не более того. Реанэсс вела ее к центру, туда, где находился Дом Королевы, и по пути охранницы Шеды, забрав зверей, оставили ее на попечение Реанэсс, взяв на себя заботу о химерах. Для них в наземном городе была выделена огороженная площадка, чтоб гости других кланов могли оставлять химер там. Звери не слишком любили сидеть за заборами, однако их особо никто и не спрашивал. Ловить их по окрестным горам Шедавар не собиралась — а уж с характером Кошки такое времяпровождение химера ей бы обеспечила непременно.

Реанэсс провела ее практически через весь город, и вскоре они вышли к длинным, вытянутым зданиям казарм, сразу за которыми начинался плац. Мимо Шеды проскакала какая-то молоденькая девчонка, и сердце королевы пропустило удар — в ее сознании эльфийские черты лица никак не вязались с темной косой, хлещущей ее по плечам. Цвет был насыщенным, почти черным, и Шедавар отстраненно подумала, что когда-то давно это не было такой редкостью, как ныне. Реанэсс, поймав ее взгляд, приподняла уголок губ:

— Четвертое поколение, выросшее под солнцем. Они уже совсем не похожи на пещерных мышей, — в ее голосе Шеде послышалась гордость, но точно она сказать не могла. Королева Лореотта коротко усмехнулась:

— Да и ты уже не такая, как мы — хоть и в подземельях родилась.

Реанэсс хмыкнула:

— Жизнь здесь имеет свои плюсы. В какой-то момент начинаешь понимать, что мир не стоит на месте. В пещерах это понимание было слишком далеко от меня.

Разговор свернулся, и до самого Дома Королевы они шли в тишине. Здание практически ничем не отличалось от остальных строений в городе — разве что фундамент был повыше, а у крыльца стояли часовые. За крепкой сосновой дверью начинались сени, завешенные шкурами, на стенах виднелась вязь колдовских охранных рун. Нырнув под одну из шкур, завешивающих вход в комнату, Шедавар огляделась. Она уже бывала здесь, и с годами ничего не изменилось: те же четыре широкие жаровни, расставленные по углам зала, стол, вокруг которого стояли колченогие стулья, запах дерева и жженных трав. У дальней стены находился еще один стол, застеленный картами и письмами, на нем же красовалось несколько бутыльков с прозрачной жидкостью, и Шеда не сумела сдержать блаженную улыбку: в Аэль-Роадане делали странный напиток на пшеничных зернах — горень, до того крепкий и обжигающий, что из глаз искры сыпались, а наутро после попоек голова гудела, будто на нее медный таз надели и колотили по нему со всей силы. Шедавар любила эту дрянь едва ли не так же сильно, как тавранский вересковый мед. Реанэсс жестом указала на один из стульев, и, пока Шеда разбиралась с плащом и устраивалась, разлила по двум деревянным кубкам напиток, прихватив бутыль с собой. Она опустилась за стол напротив королевы Лореотта и протянула ей кубок.