Жена посмотрела на маленькую рыжую голову мужа. Вздохнула.

– Я видела в сельмаге, – подсказала.

– Кого? Лошадей, что ль?.. А-а, шляпу! – Он тяпнул ещё полстакана и отмахнулся, морщась. – Разве это шляпа, в сельмаге? В ней даже овса коням стыдно принести…

– Для овса ведро можно купить.

– Да это я так, для примера… – Глаза у мужа заблестели. – Верчик, дай-ка мне гитару. Где она?

– За шифоньером пылится, давно уж затолкал. – Жена подала инструмент, села поодаль и руки в подол уронила.

– Евдокимка, а что ты не расскажешь никогда мне про свою родню? Говоришь: детдомовский, а дед какую-то шляпу катал…

Блестящие глаза его на несколько мгновений померкли, помрачнели.

– Верчик! Было б что хорошее, рассказал бы за милую душу. Похвастался бы… А так…

Он вытер пыль с гитары. Ослабленные струны задребезжали, натягиваясь, и в нём самом что-то струной накручивалось, звеня под сердцем. Глаза отрешенно смотрели на вечерний потемневший лед, наросший изнутри окна, где лежали на ватной подстилке мёрзлые гроздья калины.

Начал он сдержанно, потом всё громче, яростней. Вены разбухли от песни, бушующей в сердце.

16

Сломался жёрнов очень даже кстати – не надо причину придумывать, чтобы гнать грузовик на мельницу ближайшего района.

Был субботний вечер, когда Евдока Стреляный «упаковался» – погрузил мешки с зерном, канистры с горючкой и всё остальное, необходимое.

– На ночь глядя-то зачем… – осторожно сказала жена.

– Я дальнобойщик. В прошлом. – Он залез в кабину. – Люблю ночами ездить. Дорога пустая. Менты не сидят под кустами, не караулят нашего брата.

– Да какие менты по таким-то морозам?

– Это я к примеру… – Евдока улыбнулся. – Теперь под кустами только волки да зайцы сидят.

Жена вздохнула. Зная взбалмошный характер Евдокима, она оставила попытку отговаривать. Только на прощанье сунула в кабину рукавицы и шапку. Рукавицами Евдока хоть изредка, но пользовался, а вот шапками – нет. На голове у него пышный волос красно-рыжим огнём колыхается – никакую шапку никогда не признавал, будто волосы и правда странным образом согревали.

Но сегодня – посмотрев на меховую мохнатую шапку – Евдока молча взял. И это укрепило догадку жены о его серьёзных намереньях, о том, что письмецо, полученное в начале зимы, и поспешная поездка на мельницу как-то связаны между собой.