И душа у него посветлела, и лицом он посветлел за эти дни – конопушки заметно померкли.

«Шляпа, что ли, действует? Необыкновенный материал! Не мнется, не марается! Сколько лет летала в небесах – и хоть бы хны! – Он улыбался, красуясь перед зеркалом украдкой от семьи, чтобы никто не подтрунивал; раньше не любил он в зеркала смотреть; брился – и то наощупь; а теперь что красна девка вертится. – Гляди-ка, гляди-ка! Гарный хлопэц какой!.. Значит, мельник правду говорил: теперь у тебя, Евдокимка, посветлеет судьба!»

Забегая вперед, можно смело сказать: да, судьба посветлела с тех пор, жизнь посветлела в дому у Стреляных.

И только одно обстоятельство ненадолго омрачило светлую душу Евдокима Стреляного.

23

Прошла неделя с той поры, как он домой приехал в белой шляпе на тройке с бубенцами да колокольцами. Это была воистину счастливая неделя – ничего подобного потом не повторялось.

А через неделю в селе Раздольном – за перевалом – пришёл в себя запойный мужичок Федот Федотыч. Покряхтел, постонал, как это всегда бывает с перепою, русскую баньку протопил до белого каления, попарился и в чистую рубаху занырнул. Протрезвел до звона – за голову схватился: «Боже, боже! За что ты меня покарал так сурово? Я больше в рот ни капельки, ни-ни! Зарёкся! Вот те крест! Только не оставь меня в беде! Помоги мне, праведный, а иначе – вот она – погибель: ходит за стеной, гремит посудою…»

Чернобровая «погибель» ходила так, что доски прогибались в горнице – жена была сдобная, крепкотелая. И рука у неё – как пудовый утюг. Стыдно признаться, но порой перепадало мужу на орехи, когда жена была не в духе или когда он явно провинился. А тут вина его была такая – хоть в прорубь головой.

Судите сами. На ярмарку в город Федот Федотыч уезжал, как барин: на белой тройке резвых рысаков, а домой вернулся «верхом на черной кочерге», если верить сердитой хозяйке: тридцать лет уже мается бедная с этим распроклятым «аликом».

При помощи рассола и тумаков жена поставила пропойцу на ноги и погнала в шеяку:

– Иди, ищи коней, где хочешь! Пешкой домой не возвертайся – и на порог не пущу!

Он только вздохнул в ответ и руку зачем-то к пустой голове приложил:

– Есть, товарищ командир, – пробормотал заупокойным голосом.

Одевшись потеплее, бедолага вышел на крыльцо, заиндевелое от мороза.

«Лошадей теперь уж волк задрал в тайге, либо морозяка!» – подумал горемычный, выходя за калитку.

Он понуро шёл по улице и думал, у кого бы день-другой пересидеть, да и похмелиться бы не помешало. А искать? Что толку. Только ноги бить напрасно.

И всё-таки несчастный тот Федот Федотыч для очистки совести по окрестным деревенькам побродил, заглянул на станцию – в буфете продавали дешевенький портвейн. За рюмочкой винца он разговорился с мужиками и неожиданно ему повезло. Доброхоты подсказали: там-то и там-то видели коней, слышали звон колокольчика…