– Победишь меня в поединке – воеводь дальше, а нет – я дам тебе деревянный меч и деревянный шлем, и ты пойдешь воевать со Степью в нем рядовым.

Гумболь помертвел. Гумболь задрожал. Но оружие взял обнадеживающе быстро, двинулся вперед обманывая сам себя, уверенно, хоть даже и не успел ударить, как сразу лишился половины меча. Альфонсо, стукнув не со всей силы, такого результата не ожидал, и смотрел на воеводу так же удивленно, как тот смотрел на обрубок лезвия.

– Что это? – спросил Альфонсо. Воеводе дали другой меч, и его постигла та же участь.

– Альгердо, дай свой меч, – Альфонсо взял оружие у начальника дворцовой стражи, и оглушительный звон, с которым соприкоснулись при ударе оба меча, вполне себе достаточно оповестил о хорошем качестве клинков. Альфонсо давно не дрался на мечах, но Гембель, похоже, о драке на мечах знал только то, за какой конец меча нужно хвататься. И то, после первого же удара он его отпустил. Меч улетел далеко в поле, его долго искали всей дружиной, а вернувшись с поисков, Гумболь был уже не воеводой воинов, а их рядовым товарищем.

– Вниманию, солдаты, – крикнул Альфонсо как можно громче, – с сегодняшнего дня я объявляю о начале турнира. Победитель будет воеводой.

– Это не справедливо, – крикнул кто- то из строя и все притихли, прибитые необыкновенной дерзостью крика.

– Кто там голосит, выйди сюда, коли не трус.

Отряд мгновенно расступился, оставив в гордом одиночестве одного из воинов. Увидев на себе грозный взгляд нового герцога, тот сначала было дернулся назад, но взял себя в руки, твердым шагом подошел к герцогу, поклонился:

– Не гневись, Ваша светлость, да только товарищ мой, Эгель, в темнице томится, а он один из самых лучших воинов. Без него турнир – не турнир, а детский лепет.

– За что его упрятали, Гумболь? – спросил Альфонсо.

– – Дерзок на язык был, Ваша светлость, – ответил бывший воевода.

– Посмотрим, – сказал Альфонсо.

Эгель и вправду был лучшим воином, но удаль его, стать и сила с лихвой компенсировались его вызывающей дерзостью, врожденной самоуверенностью и высокомерием, вполне, впрочем, оправданным, и у Альфонсо часто возникало желание затолкать острослова обратно в узницу. Но он этого не сделал, хотя для этого и понадобилась изрядная доля терпения. Эгель моментально вжился в роль воеводы, чутко найдя нужную грань, между чопорностью начальника отряда и панибратством так, что его и любили, и боялись воины. Даже начальник королевской стражи Альгедро проникся к нему уважением настолько, что согласился провести вместе с ними учения, разделившись на два лагеря в почти шуточной битве.