– Так с ними и надо, Ваша светлость, – бесновался Муслим в полном восторге, – эти смерды кроме как силы ничего не понимают. Бить их, как собак, только так они спокойны и довольны жизнью.

Несмотря на всю неприязнь к Муслиму, Альфонсо был с ним согласен, во всяком случае, сейчас. Так бы все и кончилось благополучно, если бы губернатор не решил прогнуться и не пригласил Альфонсо на обед и баньку с девками, а тот, желая скорее смыть с себя холопскую кровь, согласился.

Роскошь особняка Муслима поразила Альфонсо. Губернатор показывал ее с гордостью, ничего не подозревая, не замечая хмурого взгляда новоиспеченного герцога, который становился все мрачнее и мрачнее, по мере того, как Муслим становился все веселее, показывая новые и новые драгоценности. Альфонсо же вспоминал свой пустой замок, голые, каменные стены, при взгляде на которые, было холодно даже летом, как отправил всех слуг по деревням, оставив одну служанку, которой не под силу было вымыть сто три палаты даже за сто три года.

Обед был раскошен, приготовлен на славу и вкусен, и этим Муслим подписал себе приговор.

– Показывай погреба, – почти прорычал Альфонсо, утерев губы рукавом камзола, и губернатор заволновался. Он волновался все больше и больше, пока они с герцогом проходили мимо бесконечных рядов мешков с пшеницей, кое где подгнившей от времени, наваленными горами капусты, картошки, лука, ящиками с гречкой и перловкой. Это были огромные барханы еды, которая портилась, не съеденная, но все равно лежала. Ледник с огромными, длинными рядами свиных туш, лишил Альфонсо равновесия.

– То есть, пока все остальные голодают, у тебя тут мясо тухнет? – спросил он губернатора.

– Да слушайте больше смердов, Ваша светлость, они только и знают, что ноют и…

– А вот ты и узнаешь, ноют они, или вправду помирают с голоду…

– Не понял, Ваша светлость…

– Теперь ты не губернатор. Теперь ты холоп, паскуда, и с завтрашнего дня будешь жить в деревне, в избе, работать в поле и жрать то, что жрут все остальные.

– Как это? Что это?

– Будешь холопом, я тебе говорю…

Муслим потерялся. Долго он не мог найти слов, чтобы описать свои чувства, поскольку сам не мог в них разобраться. Это дурацкая шутка, и этого не может быть, вот две мысли, что крутились у него в голове, более –менее целые, остальные вообще не поддавались опознанию.

– Вы не имеете права, Ваша светлость, – наконец выдавил он из себя, – я граф, титул мне присуждал сам Его величество, и не Вам, простите за дерзость, его меня лишать…

– Стража, – крикнул Альфонсо, едва вылез из подвалов, – этого (палец указал на губернатора) в Кривное, поселить в избе, да следить, чтобы работал, как все остальные. Узнаю о поблажках, встанете с косой рядом косить. Ясно?