– Б-бе… безумная… она… безумная… дула костной мукой.

Костная мука. Однажды Анджону попытался с ее помощью сделать себя моим хозяином, только защита Сангомы была на мне, даже в этом лесу. Он тогда порылся в колдовских делах, стараясь выявить, что на мне не прикрыто чарами Сангомы. Утверждает, что к голове моей обращается, даже к духу моему, только он-то дух низшей категории, кому собственный образ противен, и знает всего одно заклинанье Огуду на всякого, кто дерзнул пересечь ему дорогу. Он дует костной мукой, и тело погружается в сон, хотя разум не спит и приходит в ужас. Было бы то же самое, если б он связал кого и опиумом начинил.

– Уныл-О́го, ты сесть можешь?

Он попытался подняться, но опять упал. Снова поднял грудь и на локти оперся. Замер – и голова его назад свесилась, как у спящего ребенка, пока он сам не разбудил себя, резко поднявшись.

– Перекатись и поднимайся, – посоветовал я.

Уж если костная мука с О́го такое учинила, сделав его похожим на пьяного, кому встать не по силам, значит, двое других спят сном крепче мертвого. Уныл-О́го попытался подняться.

– Не спеши… медленно… великий великан.

– Я не великан. Я О́го, – возразил он.

Я понимал, что мои слова его рассердят. Он рванулся и сел, но голова у него принялась качаться.

– Великан!

– Не великан, – попробовал он крикнуть, но бормотанье сжевало слова.

– Ты вообще никто, несешь тут, на полу, чушь всякую.

Он поднялся на ноги, но его так повело к земле, что он за дерево ухватился. Случись нам бежать, он бы не выбрался из этого леса. Уныл-О́го тряхнул башкой. Пьяница – ни дать ни взять. Чуть что, так он мог бы свалиться на нашего врага, и тому было бы не до шуток.

– Безумная обезьяна… костная мука… внутри… положил их вну…

– Остальные внутри.

– Угу.

– Внутри хижины?

– Я ж уже сказал.

– Не кипятись со мной, великан.

– Не великан!