– Никогда не говори больше о моей матери, – выговорил я.

В ту ночь мне опять снились джунгли. Сон для меня новый, в нем я спрашивал себя, почему я в нем и почему сон о деревьях, кустах и горьких каплях дождя. И почему я двигаюсь, а не шагаю, почему знаю, что что-то откроется на поляне, или в зеркале лужи, или в одиноком крике одинокого призрака птицы. Откроется что-то, что мне уже известно. Сангома как-то рассказывала мне, что, если снятся джунгли, значит, найдешь в них нечто сокрытое в бодрствующем мире. А сокрытым может оказаться вожделение. Знание, оно в листьях, в почве, в тумане, в жаре густой, как призрак, и это джунгли, потому как джунгли единственное место, где все можно переждать под прикрытием большого листа. Джунгли находят тебя, тебе нельзя искать их, – как раз поэтому все попавшие в джунгли ищут для себя ответа, зачем они тут. Только поиски смысла сведут с ума, и это тоже говорила Сангома. Вот и не искал я смысла, когда Дымчушка первой подбежала ко мне, потом пробежала мимо, не потому что внимания на меня не обращала, а оттого, что так привыкла к моему присутствию. И в джунглях был мужчина, кого видел я только по волосам на руках и ногах. Он касался моего плеча, груди, живота, склонил лоб вперед, чтобы ткнуться им в мой лоб, потом подхватил два копья и ушел. Жирафленок стоял, широко расставив ноги, а безногий малыш, свернувшись колобком, катался между ними. Песчаная заплатка посреди буша вдруг моргнула, потом улыбнулась, и из песка поднялся Альбинос, словно он вышел из него, а не просто прятался в нем. Потом он взял копье и пошел искать человека, для кого у меня не было имени, но все равно на душе было тепло от мысли, что я не знаю его имени. Я уже перестал шагать, но по-прежнему шел, а Дымчушка уселась мне на голову и попросила: «Расскажи мне сказку про муравья, гепарда и волшебную птицу», – и я слышал каждое сказанное ею слово.

Пятнадцать

Призрак знает, кого пугать. Солнце катится к полудню, мужчины и женщины хватают детей и разбегаются по домам, закрывают окна и задергивают шторы, ведь в Конгоре полдень и есть ведьмачий час, час зверя, когда от жары трескается земля и выпускает сквозь щели семь тысяч бесов. Перед бесами у меня страха нет. Пошел на юг, потом повернул на запад по разграничивающей дороге к кварталу Нимбе. Потом по кривой улице двинул на юг, по переулку на запад и снова на юг, пока не дошел до Большой архивной палаты.

Конгор был хранителем документов для всего Северного Королевства и большинства свободных государств, и Архивная палата была открыта для любого, кто обозначит цель своих поисков. Однако никто не приходил в большие залы этого здания, не уступающего по высоте ни одному дворцу в Конгоре, где на пять высоких этажей уходили полки с уложенными один на другой свитками. Архивная палата походила на дворец из облаков в небе: народ был доволен, что он существует, и не думал даже, чтоб когда-нибудь в него зайти, хоть когда-нибудь почитать книгу или документ, а то и вовсе близко подходить к зданию. По пути к нему я надеялся встретить какого-нибудь демона или духа какого, кто утолил бы голод двух моих новеньких топориков. Мне вправду хотелось драки.