– Это было не очень забавно.

Ночь скрыла мою улыбку, и я был рад этому. Шагал себе наугад, куда он указывал. Сам я никакой реки не слышал и никаких речных запахов не чуял.

– Кто такие эти омолузу, что за Фумангуру охотились?

– Ты поверишь мне, если расскажу?

– Полдня назад сидел я себе в своих покоях, чаек с пивом пополам попивал. Нынче я в Долинго. Десять дней пути верхом, на что ушла всего одна ночь. Я видел, как один человек околдовал многих и как что-то вроде праха вырывалось из мертвецов.

– Вы, конгорцы, не верите в магию и духов.

– Я не конгорец, но ты прав: я не верю. Есть люди, что верят, что богиня разговаривает с листьями, потому они и растут, и шепчет заклинания, уговаривая какой-нибудь цветок распуститься попышнее. Другие верят, что если просто питать растение солнцем и водой, то оно с их помощью и так вырастет. Существует всего два вида вещей, Следопыт: те, какие люди умудренные способны растолковать, и те, какие они растолкуют. Ты, само собой, не согласен.

– Все вы так, люди ученые. Все на свете сводится к парам. Или – или, если – то, да – нет, ночь – день, хорошо – плохо. Все вы до того верите в двойственность, что я уж думаю, а умеет ли кто из вас до трех считать.

– Сурово. Только ты ведь тоже из неверующих.

– Может, нет для меня отрады чью-то сторону принимать.

– Может, нет для тебя отрады в приверженности.

– Мы все еще про омолузу разговор ведем?

«Слишком уж много он смеется, – подумал я. – Почти надо всем». Мы вышли из кустов. Он вытянул руку, удерживая меня от следующего шага. Утес, хотя обрыв и недалеко. Тучи плотно обложили эту часть неба. Они навевали мысли о богах небесных, шествующих по девяти мирам и тем вызывающих гром, только я никак не мог вспомнить, когда в последний раз слышал гром с небес.

– Вот твоя река, – сказал Мосси. Мы смотрели на воду внизу, покойную и глубокую, и было слышно, как подальше плещется она о камни.

– Омолузу – это крышеходцы. Призывают их ведьмы или любой, кто с ведьмами заодно. Только призвать их мало, необходимо подбросить к потолку кровь женщины или мужчины. Свежую или засохшую. Она пробуждает их, они жадны на нее, убьют и выпьют ее из любого, в ком она есть. Многие ведьмы сгинули, потому как считали, что омолузу ищут лишь тех, чья кровь пролита. Но голод у омолузу чудовищный, прельщает их не вкус, а запах крови. А коль скоро их призвали, они бегают по потолку, как мы по дороге бегаем, и убивают все, что не есть омолузу. Я сражался с ними.

– Что? Где?

– Еще в одном месте, какое твои люди умудренные назвали бы несуществующим. Омолузу, раз испробовав твоей крови, никогда не перестанут следовать за тобой, пока ты в мире ином не окажешься. Или наоборот. И тебе уже ни за что не жить больше под крышей или навесом, даже и под мостом не пройти. Они черны, как ночь, и густы, как смола, а когда они появляются у тебя на потолке, тот начинает погромыхивать или его, как море, штормит. И еще одно. Кровь им не требуется, если ведьмачество твое сильно, только надо быть ведьмой из ведьм, величайшим колдуном или, по крайности, одним из них. Еще одно. Они никогда не касаются пола, даже когда прыгают: потолок притягивает их к себе так же прочно, как нас земля притягивает.