– Что было дальше?

– Из креста начали вылезать волосы. Тогда я встревожился. Не знал, что делать. А потом… появилась голова. Сперва маленькая и высохшая, словно там внутри, – священник почти рыдал, – словно там внутри было совсем мало мозгов.

Прелат дышал судорожно, как вытянутая на берег рыба.

– Да и не важно, он слышит, как я с вами говорю. Потом, когда появилась голова, я хотел сбежать, дать знать диакону или инквизиторам… Но было поздно. Господь из дуба открыл глаза. Едва не убил меня, когда я попытался покинуть церковь.

– И что могла сделать тебе голова, вырастающая из дерева? – фыркнул Вийон. – Укусить тебя за жопу, подставь ты ее. Ты бредишь. Хватило бы меча или топора, чтобы твой Господь из дуба присоединился к святому Лаврентию и прочим мученикам.

– Святотатствуешь, дурак! – прохрипел священник. – У него есть власть над деревом. И он уже знает, что ты там был. Вы уже не покинете плебании. Не выйдете из церкви – разве что если захотите помереть.

– Поглядим. Говори дальше.

– Когда появился рот, он приказал кормить себя чудесно пресуществленными гостией и вином, продолжая скрывать свое присутствие от мира, пока весь он не возродится на кресте.

– Так он Христос или дьявол?

– Не знаю, – выдавил священник. – Говорит он немного, но умеет делать куда больше.

– Хватит этой ерунды! Где Марион и Марот? Куда они ушли, проведав тебя? Что сказали, когда ты с ними уже позабавился – по-своему, с ножом, кнутом или, может, еще с чем-то? Хотел превратить их в святых мучениц, благочестивый отшельник? Хлестал их на кресте?! На том, из которого растет пророк?

Кроше облизнулся.

– Я расскажу тебе, – выдавил из себя священник, – когда освободишь меня от него. Пока он не отделился от креста. Скажу тебе все, что только пожелаешь. И проведу к тому месту, где пребывают нынче греховодницы. Это он приказал взять их в плен… Потому что был свидетелем, когда я пытался наставить их на путь истинный.

Кроше просто зашелся от смеха.

– Я никогда не обещал тебе, что помогу избавиться от деревянного беса, – проворчал Вийон. – Это твое дело и твой крест, поп. Меня интересуют только мои девицы. Говори, где они, ты, дьявольский выродок! Иначе я тебя живьем стану резать!

– Ну и режь! – Лицо прелата сделалось почти синим. – Если сделаешь это, проснется пророк и все услышит…

– Он ни о чем не узнает. А знаешь почему? Потому что, прежде чем поджарить тебе пятки, я всажу все твои орнаты[119] так глубоко тебе в глотку, что ты начнешь читать «Отче наш» задом наперед и по-иудейски!

– Причинишь мне вред, и Господь из дуба мигом убьет тебя, ты, вор, шельма и мошенник!