– Я не был его слугой, не стану и твоим, – прошипел парень. – Не нужно сцен перед этими бедолагами, что они о нас подумают? Отче мой! – Кроше запечатлел поцелуй на щеке пророка. Целовал долго, страстно, Вийон заметил язык, что двигался у него во рту. – Боюсь, тебе придется исчезнуть, мой старый, добрый батюшка. Сгинь! Сгинь, проклятый!

Одним движением он наклонился над щекой пророка. Вийон думал, что он хочет запечатлеть на ней еще один поцелуй, но Кроше вцепился зубами в бледное тело. В бесовской ярости стиснул челюсти, рванул, выхватывая кусок кровавого мяса. А потом схватил пророка за глотку. Сжал пальцы так, что затряслись у него руки, сдавил крик, рождавшийся на губах Господа из дуба, и засмеялся яростно.

Вийон вскочил на ноги. Схватил фонарь, отступил под стену, шагнул к двери главного нефа церкви, где ранее проделал себе проход в колючих ветвях.

Деревянный пророк затрясся. У него не было рук, чтобы защищаться от Кроше, они еще не сформировались окончательно, торчали культями, вросшими в дерево.

Он дернул головой, вздрогнул всем телом.

Вийон отходил все дальше. Хотя шестое чувство и здравый смысл подсказывали ему как можно быстрее убегать, он не мог отвести взгляд от этой сцены. Ему были интересны последние секунды жизни Деревянного пророка, а в том, что тот не сумеет защититься от ярости Кроше, поэт нисколько не сомневался. Смотрел на эту схватку широко раскрытыми глазами, поглощая ее, словно сценку на алтаре собора. Мерцающий свет фонаря, желтый отсвет, падающий на бледное тело пророка и покрасневшее, потное от усилий лицо Кроше были настолько нереальны, что Вийону казалось, будто глазам его предстала сцена библейской битвы, которую следует запомнить столь же отчетливо, как и битву мифического Тезея с Минотавром в подземном лабиринте Миноса.

Но нынче все было иначе. Миф был разрушен. Минотавр показал свое истинное лицо.

Из старой исповедальни, из кучи разбитых лавок, деревянных бочек и инвентаря, сложенного в ризнице, с деревянным скрипом и шорохом выстрелили вдруг длинные гибкие плети. Колючие ветки упали на Кроше, словно щупальца кракена, оплели его, воткнулись тысячами шипов в руки, спину, голову, глаза и живот. Сжали его так, что малец на миг исчез с глаз поэта.

А потом разорвали его на мелкие кусочки, запятнав стены и каменный пол брызгами крови. Вийон заорал – от Кроше буквально ничего не осталось. Ни косточки, ни кусочка тела. Малец исчез, разодранный деревянными когтями слуг пророка.

«У него есть власть над деревом», – вспомнились ему слова священника.