Вийон превратился в соляной столп. Буквально. Злость, страх и самоуверенность улетучились, словно воздух из проколотого рыбьего пузыря.

– Что ты сделал?! – крикнул он. – Кроше? Что это?

– Я содрал кожу с Жанетт, – ответил спокойно мальчишка. – Когда выбирался сюда, подумал, что хорошо было бы иметь доказательство под рукой, чтобы суметь посильнее прижать старого козла. Мы ведь не могли притащить в плебанию труп целиком…

– Что-о-о-о?!

– Тело было тяжелое. Потихоньку портилось. Я содрал с него кожу, чтобы ты, Вийон, не возился с этим. Она была смуглая, но прекрасная, словно шатры Кедара, словно завесы Шальма. Солнце ее опалило. Сосцы ее – как двойни молодой серны, пасущиеся меж лилиями. Прекрасны они были, подруги мои, но, увы, кожу с них я не снимал, ибо – зачем? Я ведь трудился не для того, чтобы вы таращились на обычные сиськи, но чтобы иметь подпись господина прелата… К чему эти вопли, Вийон? Что тебе не нравится, я никак не возьму в толк?

– Как же… Как ты это сделал… О Боже! – Вийон отпустил прелата и отступил в сторону. Все еще не мог поверить в то, что видит, – в Кроше, который держал на вытянутой руке кожу, содранную со спины Жанетт.

– Я знаю, кто ты, – простонал священник, после чего опустился на колени.

– Не страшно, – отвечал спокойно Кроше. – Я тоже догадался, кто этот Господь из дуба, Деревянный пророк, или как там вы его называете. Пойдемте в церковь, разбудим его и зададим вопросы, на которые не знаем ответа. А если его слова нас не удовлетворят – то просто его убьем.

– Кроше, ты… – Вийон наконец понял. – Боже Святый, Владыка небесный… Почему, парень?

– А каким я должен был сюда прийти? Таким? – Кроше приложил два согнутых пальца ко лбу. – Разве только затем, чтобы сбежалась сюда половина Парижа и епископ с хоругвями! Я пришел, потому что дело это тайное, мой поэт, но все же скажу тебе, что его стоит не только запомнить, но и описать.

– Пиши себе, что хочешь и сколько хочешь, но я выхожу из этого дьявольского паломничества. Хватит. Ухожу и ничего не желаю знать. Ничего не желаю слышать. Особенно из уст деревянного беса. Бывайте, добрые люди, честны́е христиане, ангелы и дьяволы. Нет мне дела до ваших проблем. Возвращаюсь на путь преступления и греха. Всего хорошего.

– Не так быстро, – сказал Кроше. И вдруг, совершенно неожиданно, толкнул поэта на стену. Удар был таким сильным, будто нанесли его кузнечным молотом. Вийон и представить не мог, чтобы ребенок обладал такой силой и скоростью. Он ударился головой о стену, сполз на пол, и тогда парень пнул его в бок, наподдал в живот и в голову – и Вийон со стоном согнулся пополам, провалился в красноватый мрак, в бархатную темноту и тишину.