– Не хочу! Не-ет! – закричал поэт. Ухватился за пылающую лавку, но жесткая ветвь тянула его с невероятным упрямством, лишавшим его сил, которому ничего невозможно было противопоставить.
Вийон бился, цеплялся ногтями за каменные плиты пола, дергал ногами, бессильный и побежденный. Молился, выл и просил.
А потом вдруг верх алтаря обрушился под собственным весом, когда огонь переварил ряды пророков и ангелов в изукрашенных, но еще не расписанных кассетонах. Огромный пылающий крест упал вниз, ударив Деревянного пророка по спине, воткнулся глубоко, покосился и упал, разбрасывая гирлянды искр. Потом вниз ринулись пылающие бревна, фигура архангела Михаила с мечом, статуя Марии Магдалины, а в самом конце – соломенная крыша вифлеемских яслей, умело изготовленных из дерева неизвестным творцом.
Вийон почувствовал, как хватка вокруг его ног ослабла. Окровавленный и израненный, он вскочил на ноги и бросился к выходу. Оглянулся через плечо на Деревянного пророка, но в том месте, где он лежал, виднелась только куча пылающих остатков алтаря.
Поэт крикнул, чувствуя, как огонь лижет его рубаху. Дернул шнуровку, порвал ее, сорвал одежду с плеч, бросил на пол. Полуголый, покрытый сажей, давясь от дыма, добрался он до главных ворот, которые распахнулись перед ним, а в церковь ворвались перепуганные люди, таща за собой чаны и ведра с водой.
– Пожар! Пожар! – раздались крики.
Пламя выстрелило высоко вверх, охватило крышу и колоколенку церкви Святого Лаврентия, добралось до деревянных жалюзи колокольни.
Вийон всего этого уже не видел. Внезапно кто-то ударил его по голове чем-то тяжелым – по голове, и без того поврежденной железным кулаком Кроше. Поэт так и рухнул на лестницу церкви, провалившись во тьму, словно в глубокий бездонный колодец.
14. Истина
14. Истина
Даже в худшем из кошмарных снов, где живые трупы танцевали вокруг поэта, кружась в жутком
Он лежал на небольшой повозке, запряженной запаршивленной несчастной клячей. Поэт был профессионально связан – толстая конопляная веревка стягивала его ладони за спиной и одновременно была привязана к загнутым назад ногам. Каждое движение высекало из его больной головы новые искры боли.
Вокруг вставал туманный июльский рассвет, мир еще купался в сонных видениях и волнах испарений; близился час, когда злобные мары заплетают конские гривы и сооружают колтуны на головах неотесанных купчин и никчемных селян, храпящих сном праведников в своих вонючих избах. До ушей поэта доносился один-единственный звук – глухие удары лопаты, мерно режущей жирную, влажную землю, полную червей. Прелат Раймон де Ноай рыл как проклятый, выкапывая глубокую яму под корнями разросшегося, покрытого молодой листвой дуба.