– Будь ты слугой епископа, я сказал бы, что он – ересиарх. Он дал таким, как я, шанс на отмщение… Отмщение всем тем, кто меня обидел.

– Значит, он глава еретической секты?

– Он дал нам шанс на вторую жизнь, палаческий прислужник. Ты даже не представляешь, что скрыто на дне твоей души. Ру дал мне силу!

– Силу?

Горбун развел руки. Железные оковы на его запястьях разорвались с металлическим звоном. Калека упал на пол, приземляясь на уродливо расставленные ножки.

А потом прыжком метнулся к Вийону!

Поэт заорал от страха. Ухватился за кинжал, но рука его запуталась в складках йопулы. Хотел отскочить, но не сумел, почувствовав на глотке холодные словно камень – и словно камень твердые – пальцы горбуна.

Вийон дернулся, чувствуя, как уходит дыхание. Кинжал, слишком быстро выдернутый из ножен, выпал из его пальцев, зазвенел по полу. Поэт схватил хромоножку за предплечья, напрягся изо всех сил, чтобы устоять на ногах. Споткнись он, опрокинься, придавленный тяжестью врага, противник враз свернет ему шею – и случится это быстрее, чем дунешь на свечу.

Вийон повернул голову налево; хотел закричать, но ладони противника, крепко сжимая, душили крик в его глотке, подавляли всякую волю к сопротивлению…

А потом, как раз перед тем, как темные мушки зароились у него перед глазами, Вийон помолился святому Франциску и всем весом своим бросился вперед, повисая на калеке. Хромоножка застонал от усилия. Был он крепок, слишком крепок, чтобы опрокинуться. И все же сделал шаг назад, а потом – еще один. А потом споткнулся, с размаху ударился обо что-то твердое и металлическое. Вийон услышал тихий хруст, почувствовал боль в животе и груди, а потом убийственная хватка ослабла. С тихим стоном он разжал руки на шее противника и отскочил, чувствуя, как весь перёд йопулы пропитывается кровью. Хромоножка завыл словно пес, зарычал, кровь плеснула у него изо рта. Хотел броситься на поэта, оторваться от железной бороны, на которую насадился. Не смог. Семь железных зубьев пробили его навылет: торчали из груди и живота, окровавленные и страшные, с них свисали мелкие капли крови.

Вийон закашлялся; согнувшись в поясе, терзаемый болью в легких, он сражался с тьмой, что охватывала его разум. Противник умирал. Карлик дергался на бороне, тянул руки вперед, бил о железные прутья ловушки, оборвавшей нить его жизни. Потом начал хрипеть, давиться кровью и скулить. В последнем порыве перед близящейся смертью ухватился за кабат на груди и разорвал его вместе с грязной рубахой, открывая желтоватое дрожащее тело.

Вийон замер. Так и окаменел на коленях, держась за горло. На груди хромоножки было выжжено странное тавро – крест с перекладинами, что заканчивались лилиями…