Он все никак не мог решить, что ему делать. Ему казалось, будто Ру за ним следит, следит за каждым его движением, и когда укрепится в подозрениях, то крикнет своим уродливым помощникам и прикажет разложить поэта на пыточном ложе вместо Майо. Едва лишь он пытался склониться к уху торговца, казалось ему, будто убийца поднимал голову, внимательно к нему присматриваясь. Когда для пробы положил он руку на ноздри перекупщика, чтобы дать тому какой-то слабый знак, Ру выступил на полшага вперед и сложил руки на груди.

Сто повозок чертей! Игра не стоила свеч, а у Вийона была лишь одна жизнь. Иисус Назарянин, что же делать? Какой можно дать ему знак? Какой знак дал бы понять слепому и немому Майо, что Вийон рядом?!

Наконец мастер Петр подошел к стене и отцепил веревку от страппадо. И тогда Вийон уцепился за последнюю, отчаянную мысль, которая пришла ему в голову.

Сперва он расхохотался тупым хриплым смехом, забрызгивая несчастного слюною. Потом подхватил лежащий на шкуре кинжал и подскочил к голове обреченного.

– Оставь, дурак! – прошипел Петр. – Еще прикончишь его до времени!

Вийон не послушался. Быстрым движением сунул кинжал под три толстых, облитых холодным потом подбородка торговца, точно так же, как делал это днем ранее на рынке.

– Я сказал, оставь его! – рыкнул палач и прыгнул в сторону непослушного помощника.

Вийон отдернул руку. Но неожиданно ухватил левое ухо Майо и отрезал от него кусочек.

Петр схватил его костистыми пальцами за плечо.

– К коловороту, дурак! – рявкнул. – Ослабь путы! Но медленно, а то он скончается на столе!

Помощник подошел к изножью ложа страданий. Понял ли Майо? Сумел ли он средь мук, которые претерпевал, распознать новую боль? И сообразил ли, что она схожа с той, что пережил он на рынке?

Вийон ослабил веревки неторопливо, с оттяжкой. Не хотел причинить перекупщику лишней боли. А потом по собственной воле подскочил к Петру, занятому ослаблением пут и снятием вериг с рук истязаемого.

– Переверни его на бок! – приказал палач.

Вийон схватил Майо за плечо, начал переворачивать, чтобы Петр мог выкрутить ему руку назад и наложить железную колодку. И тогда торговец дернулся в ослабленных путах, а его изуродованная, сожженная ладонь стиснулась на руке Вийона с такой силою, что поэт даже застонал.

Не мог вырвать руки. Замерев, дергался в хватке истязаемого, чувствуя, как ногти Майо царапают его кожу, как раздирают рукав йопулы.

– Дьявольщина! – прохрипел Петр и ринулся ему на помощь.

Вийон застонал, кровь его брызнула на испятнанные доски. Майо держал его руку словно в клещах, не помогали даже усилия мастера Петра. Но потом он все же ослабил хватку. Тогда они вместе перевалили его на бок, заломали перекупщику руки назад, привязали веревку и потянули вверх. Вийон не стонал, хотя разодранный рукав был испятнан кровью. Понял. Понял уже все.