– И как мы себя чувствуем? – спросил, подходя к калеке. – Не нравится быть в роли жертвы?

– Ты стервь! – горбун застонал. – Ты обманщик! Ты вовсе не сельский дурачок, как говорил тот песий сын Абрревой! Ру тебе кишки вырвет! И прикажет их сожрать!

– Во-первых, Ру, как я уже говорил, далеко. А во-вторых, ты станешь говорить, только когда я об этом попрошу.

Вийон дернул за веревку. Горбун взвыл, когда плечи его чуть не выскочили из суставов, а горб отчаянно затрясся. При обычных обстоятельствах поэт, возможно, и посочувствовал бы несчастному калеке, но нынче он все еще видел перед собою лица жертв Ру, умирающих в муках, а потому в сердце его не было ни грана милосердия. Да и было ли оно там когда-нибудь? Может, только неразделенная любовь к поэзии.

– Ты понял, что я тебе сказал?

Калека судорожно кивнул. Вийон несколько ослабил веревку.

– Тогда начнем, шаг за шагом. Ты здесь, чтобы напеть мне все, что знаешь насчет того урода Ру, скрывающего лицо за собачьей маскою. И ты либо расскажешь мне все то, что я хочу услышать, либо уже завтра рыбаки выловят тебя из Лота и будут удивляться, каким таким образом ты попал под жернова всех семи городских мельниц. Я хочу знать, кто такой твой господин, откуда он взялся и зачем пытает людей.

Калека захохотал, брызгая слюною.

– Ты угрожаешь мне смертью? – спросил. – И веришь, палаческий прислужник, будто смерть имеет для меня хоть какое-то значение? Ну, давай же, бей меня! Тяни за веревку! Только закончишь то, что годы назад начала моя мать, мать ее так. Она тоже хотела меня убить, потому как добрые люди приказали ей сбросить плод. Как видишь, ей это удалось не до конца.

– Смерть – это и правда слишком легкая кара для тебя, – пробормотал Вийон и грубо потянул за веревку. Горбун завыл, сложился почти напополам, задрыгал ногами, а поэт скривился, услышав хруст его суставов. – Но если уж мы начали, то могу отрубить тебе руки и ноги, тщательно перевязав раны. Мы, палачи, знаем в этом толк. Будешь жить, но станешь живым мешком. Люди будут сбегаться, чтобы взглянуть на тебя на ярмарках. И вот вопрос: ты хочешь и дальше хромать на своих кривых ножках и потому начнешь говорить или же я ошибаюсь в твоих намерениях?

– Ты сукин сын, – проблеял хромоножка. – Когда б… когда б ты был добрым человеком, я бы лично отволок тебя к Ру и добавил собственный кошель, чтобы Абрревой, используя свои умения, дал специальное представление с твоим участием.

– Когда б я был добрым человеком, говоришь? Значит, Ру похищает и убивает только добрых людей? Личностей безгрешных? Если так, то – увы, я к ним не принадлежу. Но вернемся к нашей теме, ибо время бежит. Кто такой этот Ру?