- Мы сожгли их деревню. И устроили на них засаду. Взяли добычи, отец, - сказал я, смотря в суровые колкие глаза моего отца. Фульгор, Холодный Гром. Его боялись за умение быть в ярости при совершенно спокойном внешне состоянии.

   Мать плакала навзрыд. Я молча протянул ей тюк с добычей.

   - Там шкуры, воск, пенька. Есть мыло и еще много солонины, бобов и пшена, - поведал я своей доли добычи.

   - И все? - брови отца сдвинулись к переносице.

   Я замялся. Затем взял с пояса черный кожух, развернул. На нем лежала блестящая желтая цепочка с каким-то красным камнем. Бабам нравятся такое. Кажется, люди Загорья и Желтых полей называют их золотом и драгоценностями.

   - Хочу подарить это Истре, - решился я снова сказать.

   У матери перехватило дыхание, она в миг перестала реветь. Отец смотрел мне прямо в глаза, не на безделушку. Я не отводил взгляд. Неожиданно лицо его потеплело и смягчилось.

   - Хоть у одного в голове что-то годное, - проговорил он. - Давай, мать, неси все барахло в хату. А ты, сынку, ложись-ка спать. Завтра с утра будем потчевать тебя олениной. Я вместе с Фралом, отцом Истры, как раз подстрелил оленя. Они придут к нам с утра. Вместе с Истрой.

   Надо ли говорить, что я поспешил скорее лечь в постель, даже не раздеваясь, чтобы как можно быстрее наступило завтра.

   И спал я так крепко, что на утро матери пришлось меня будить холодной водой в лицо.

   - Что ж ты, увалень, делаешь! - кричала она на меня. Маленькая, суханькая, толщиной с одну мою руку, умудрялась так проникновенно меня бранить, что я покраснел до ушей. - Не мытый, грязный еще, а скоро искорка твоя придет, а ты как беар воняешь. Быстро в прорубь!

   Наша деревня, Ульфагор, стояла на изгибе Холодной реки, бравшей своё начало в Орлиных Горах и русло которой проходило вдоль всего Снежного Края, теряясь в Желтых полях. Обычно она была покрыта довольно толстой коркой льда - мы не раз играли на ней еще детьми и уже потом, после того как стали ходить на войну, устраивали состязания в камни. Иногда она открывалась, бурля льдинами, кружившими в потоках быстрого течения. Такое бывало только в дни, когда Огненный Рок ближе притягивал солнце к земле, заставляя Замерзших богов глубже уходить в Подземелья. Тогда Орлиная Гора начинала рыдать в память о былом зле, что причинил Огненный Рок всему сущему, и потоки её слёз спускались в Холодную реку, раскалывая льды. Тогда же мы садились в плоши - большие такие надутые воздухом шары из айронскина, которые в отличие от деревянных лодок или даже обшитых металлом драккаров, что плавали в Пятиречье, к северу от наших мест, не повреждались острыми льдинами из-за одновременной крепкости и гибкости кожи айронскина. Так по десять человек в шаре, ловко скользя и перекатываясь по осколкам льдов, мы спускались вниз по течению в Желтые поля. Ах, какую же богатую добычу мы там собирали! Я был только один раз в таком походе, после чего семья ела и пила вдоволь несколько зим подряд. Правда от путешествия на плошах обычно приходилось день пережидать на берегу, оставляя в кустах все съеденное. Но как говорили бывалые воины, на десятый раз обычно проходило.